очень похудела, – сказал он. – Ты не больна?
– Это всё от забот о твоём брате с сестрой, – сказала я.
Это была шутка. Я была готова работать и больше, лишь бы муж оставался рядом со мной. Иногда, когда Самад уходил куда-то, я буквально металась по дому, как раненая птица, и не могла дождаться его возвращения. Я всё время смотрела на дверь и думала про себя: «Неужели нельзя эти два дня остаться дома и никуда не ходить?»
Он говорил, что у него есть дела, а я сама должна справляться со своими обязанностями, но я по нему скучала, а он не понимал, почему я хочу, чтобы он оставался со мной. Наверное, ему хотелось услышать от меня, что я люблю его и сильно скучаю, а вместо этого я опускала голову и молчала.
Муж старался проводить со мной как можно больше времени, но помочь мне он никак не мог. «Нехорошо, если я буду помогать своей жене на глазах у своих родителей, – говорил он. – Но даю слово, что когда у нас будет свой дом, я буду всё делать за тебя».
Бывало, он садился рядом и говорил:
– Ты делай свои дела и разговаривай со мной, а я буду на тебя смотреть.
– Лучше ты разговаривай, – отвечала я.
– Нет, ты, – говорил он. – Мне нравится, когда ты разговариваешь. Когда я уезжаю в часть, то вспоминаю тебя и твой голос – и мне не так тоскливо.
Самад бывал дома наездами, и я старалась терпеть всё, пока он служит и пока мы не можем жить самостоятельно.
Близнецы понемногу росли. Когда мы выходили из дома, я каждый раз несла одного из них. Чаще всего я брала на руки Хамида. Помня о той ночи, когда он совершенной измучил нас и плакал до самого утра, я испытывала к нему материнские чувства. Когда люди видели меня с ним, то приговаривали, смеясь: «А мы и не заметили, когда ты родила».
Через месяц свекровь пришла в норму. Она вставала рано утром, поэтому мне приходилось делать это ещё раньше, засветло, чтобы растопить печь и помочь ей испечь хлеб. Я просыпалась ни свет ни заря, правда, иногда не могла вовремя подняться с кровати, и тогда свекровь сама топила печь и пекла хлеб. В эти дни я даже не осмеливалась выйти во двор. Проснувшись рано утром, я первым делом отодвигала занавеску и смотрела во двор. Если труба, которую мы ставили на печку, стояла у стены, я радовалась, понимая, что свекровь ещё не проснулась, но если труба была уже наверху, это означало, что я проспала.
Глава 8
Зима подходила к концу. Заканчивался последний зимний месяц, но снег ещё не растаял. На деревенских улицах лежал грязный снег, почерневший от печного дыма и смешанный с землёй. Все женщины по традиции в конце года занимались генеральной уборкой и стиркой всего белья. Днём мы мыли окна, но к вечеру погода портилась, ночью гремел гром и шёл дождь, поэтому вся наша работа шла насмарку.
Самад закончил службу всего за несколько недель до наступления Ноуруза[10]. Мне казалось, что я самая счастливая на свете. С большим усердием с утра до вечера я подметала полы и мыла весь дом целиком. «Ничего, – успокаивала я себя, – зато это самый лучший Новый год в моей жизни. Муж рядом