что-то еще говорил, но Лиза, вдохновленная лишь мыслью, что Саша может быть жив, прервала его диалог резким ударом кулака по столу и сказала:
– Пятнадцать миллионов, через два дня. Иначе я стану новой звездой.
– Ты не доживешь до утра.
– Может быть, но лучше, чтобы дожила. Только я знаю, как отменить авторассылку моего письма во все газеты и правоохранительные органы. Как думаете, сколько времени потребуется властям, чтобы раздобыть фото Арсена с папочкой? Наверняка не больше десяти минут. У вас ровно два дня. Я позвоню Карме и назначу встречу.
– Какие у нас гарантии?
– Никаких. Только мой здравый смысл. Я хочу вырастить своего сына. А что делать потом, я еще не решила. Но лет двадцать у вас есть, чтобы отмолить свои грехи. Не провоцируйте меня придумывать другую комбинацию.
– В тебе нет ничего святого, – сказал Башу.
– Да, ты прав, – сказала Лиза. – Помни об этом.
Несмотря ни на что, она улыбалась. Возможно, Саша жив. А до этих цыган ей нет дела. Она уверена, что деньги найдут и отдадут ей. Конечно, они попробуют что-то с ней сделать, но она сможет защитить себя и своего ребенка. Сможет, у нее просто не было выбора. Саша должен увидеть и ее, и своего племянника, ведь он уверен, что Лиза мертва.
А Башу… Да, он был правой рукой Барона, ворочал огромными деньгами, и его руки по локоть в крови. Наверняка какому-то мастеру уже заказали для нее памятник, самый простой, из дерева. Чтобы быстро сгнил, покосился и упал, чтобы никто никогда не нашел могилу Елизаветы Лавровой. Да и кому придет в голову искать ее могилу? Ведь для всех Лиза Лаврова уже мертва.
Ника
В больнице я провалялась несколько дней, постоянно обколотая наркотиками или обезболивающим, точно не знаю. В забытье, как в тумане. Я ни о чем не могла думать, ничего не соображала. Волновало только одно: боль в руке, которую я представляла себе не иначе чем культей. Когда я увидела перелом, открыто торчащую кость, разорванную вену, выплевывающую кровь, я отключилась. Я была уверена, что умру. Но как-то пришла в себя, доползла до телефона и вызвала «Скорую». В больнице я была уверена, что руку мне отнимут, оставив аккуратную культю, на которую я буду надевать протез с недвигающимися пальцами, а потом снимать, смазывать мягким кремом и баюкать, поливая слезами.
Но нет, руку спасли. Я могла даже шевелить кистью, сгибать фаланги. Это больно, но врач сказал, что все будет хорошо.
Меня выписали 7 июня. Забирали меня Вася с Кристиной. Увидев друга на ногах, опирающегося на трость, я расплакалась. Со всеми своими тараканами и дуростями я совершенно не уделила внимание Васькиному выздоровлению. А это и вправду было чудом.
«Чудо-шок», как говорил он.
Врачи в Америке сделали многое для того, чтобы шоковый нервный импульс остался и Вася стоял на ногах. Я не знаю, как это получилось, но иначе чем чудом это не назовешь.
Они были счастливы вместе, эти двое. Васька светился счастьем, держал своей худой ладошкой