Горбунцев здесь.
Адмирал встал, прошелся по комнате, остановился, вздохнул, и с этим вздохом как будто ободрился.
– Попросите коменданта, – сказал он мне обыкновенным ласковым тоном, – а сами подите к Екатерине Федоровне (супруге его), но не показывайте ни малейшего вида, что вам что-нибудь известно!
Комендант вошел, а я пошел исполнить приказание адмирала. Адмиральша сидела окруженная детьми своими.
– Что делает Алексей Григорьевич? – спросила она у меня.
– У него комендант.
– Зачем он приехал? – спросила она с жаром.
– Не знаю-с.
Страшное беспокойство обнаружилось на лице и движениях ее. Можно ли скрыть что от женщины любящей! Сердце вещун.
– Верно что-нибудь случилось? – прибавила она.
– Кажется, ничего. Полагаю, комендант приехал с визитом.
– Боже мой! Какие времена! – воскликнула она, – каждую минуту ожидаешь беды.
Я обрадовался, когда адмирал потребовал меня к себе. Горбунцева уже не было.
– Мне нужно, – сказал адмирал, – приготовить Екатерину Федоровну, не уходите, я позову вас, когда нужно будет.
По беготне, посылке в аптеку, я мог догадаться, что происходило на женской половине, но, зная Екатерину Федоровну, женщину прелестную, умную, с духом возвышенным, одаренную необыкновенной живостью характера, я убежден был, что первая минута будет для нее нестерпимо ужасна, во вторую она явится героиней. Через час адмирал вышел.
– Слава Богу, – сказал он мне, – она успокоилась, подите к ней, помогите меня отправить.
Адмиральша встретила меня сими словами:
– Voila encore line jolie page dans la vie de notre Empereur. Il faut faire venir Николашка»[62], – это был камердинер адмирала.
Наскоро укладывали мы в чемоданы все нужное и даже прихотливое, и отправили Николашку вперед на вольных, с тем чтобы он на каждой станции выжидал адмирала, но с готовыми лошадьми, чтобы всегда находился впереди. Поздно вечером явился фельдъегерь. У нас все было готово, я велел потчевать фельдъегеря чаем с ромом, ужином, винами, и фельдъегерь, торопившийся немедленно ехать, уснул крепко. Но только и нужно было выиграть время, и мы сели ужинать. Адмирал с супругой кушали, как обыкновенно, и адмирал был так весел, что казалось едет роur unе рагtiе dе рlaisir[63]. После ужина адмирал упросил супругу свою лечь почивать, уверяя ее, что не прежде поедет, как утром, ибо ему еще нужно кончить некоторые дела. И в самом деле, долго работал он в кабинете, в полночь вышел он с письмами в руках. Подойдя ко мне, сказал:
– Вот все то, что я в теперешнем положении мог сделать для вас. Скажите, что вы видели меня спокойным и уверенным в справедливости моего монарха; это письмо, – прибавил он, – положу я в спальню моей жены, благословляю всех, – и далее говорить не мог.
Слышно было, как голос его перерывался, вскоре он простился, сказав с чувством:
– Я с ними простился, скажите жене, чтобы она надеялась на Бога и на справедливость царя, а я покоен в совести моей. Велите позвать фельдъегеря.
Этого