с волосами».
Дочь мечтала сделать пышный начес в стиле шестидесятых, а мать в свои планы не посвящала. Между тем мать несколько дней бродила сама не своя, представляя собственные волосы высоко взбитыми и поднятыми в старомодном начесе. Ее мучила мысль, как трудно будет следить за такой прической, держать ее в порядке, чтобы ни один волосок не выбивался. Мать словно примеривала на себя парикмахерскую фантазию дочери и когда, наконец, поняла, что ощущает ее идею, а не свою собственную, то бросилась «спасать положение», или, по крайней мере, волосы дочери.
Как видно из этого примера, существует множество типов эмпатии. Мы чувствуем потенциальное будущее другого, его мысли, чувства, потребности, но порой этот «другой» даже и не человек вовсе. У эмпатов определенного типа амплитуда взаимоотношений очень широка. Иногда они в своем восприятии соскальзывают с человека на движение планеты, эмоции животного или даже воспоминания, запечатленные в неживом объекте.
Работала я как-то с мальчиком – назовем его Джеймсом, – который чувствовал энергию игрушек. Стоило ему взять игрушку, перед тем побывавшую в руках у другого ребенка, и он принимал на себя все эмоции этого ребенка.
Эта необыкновенная чувственная эмпатия позволила Джеймсу глубоко понимать потребности и жизнь других детей. Его серьезные карие глаза сияли, когда он рассказывал, как, держа куклу маленькой девочки на игре первоклассников «покажи и расскажи», понял, что ее мать действительно больна. «Эбби нужно было тепло и участие, – объяснил Джеймс. – Вот я ее и обнял, и это ей очень помогло».
Впрочем, порой Джеймс чувствовал себя перегруженным. «Иногда я знать ничего не хочу о других детях, – делился он. – Особенно, если не люблю их».
Еще в таком юном возрасте Джеймс понял, что быть эмпатом далеко не просто.
Ощущения мы порой испытываем в ущерб себе, как в случае с одной женщиной, с которой я работала и которая была настолько сильным эмпатом, что перестала выходить из дома.
«Я не могу не чувствовать, что происходит с каждым встречным, – жаловалась она. – Однажды я сидела в автобусе рядом с бомжом и чувствовала, что меня также отовсюду гонят взашей, как и его».
Ее эмпатический дар оказался для нее очень тяжек. Нашу беседу о восприятии эмоций бомжа она завершила таким наблюдением: «Я получила хорошую порцию страданий от ежедневного унижения и насмешек. Мало того, что я чувствовала, как ему грустно, так еще и ощущала вокруг него темных духов, нашептывавших ему, что лучшего он и не заслуживает».
Дар экстрасенсорной эмпатии может в равной степени быть и потрясающе увлекательным, и чрезвычайно изнурительным, необыкновенно познавательным и отчаянно обескураживающим. В общем, тонкое эмпатическое переживание напоминает мне одно захватывающее стихотворение Уолта Уитмена под названием «Был ребенок, и он рос с каждым днем…», которое начинается такими словами:
Был ребенок, и он рос с каждым днем