Ваня! Только нескольких часов не дождался, чтобы посмотреть на государя! Мне хотелось плакать от обиды, что его нет здесь. Такая великая радость увидеть живого, не на портрете, вот здесь, в глуши, на краю великой России, нашего государя!.. Мне хотелось с кем-нибудь поделиться таким великим событием, говорить о нем! Я пошла и постучала в дверь к Штровманам.
– Мадам Штровман, государь приезжает в три часа.
Она открыла дверь и сейчас же спросила:
– Вы думаете, я могу стоять на улице?..
– Я не знаю!
– Дайте мне вашу форму, чтобы я могла стоять поближе к нему!
– Вон, посмотрите, солдаты пришли. Идемте, я дам вам косынку.
Потом я надела шубу и вышла на улицу. Она была полна солдат. Они становились по два в ряд вдоль всей улицы от поворота с главной и до самого госпиталя.
Никогда еще, кажется, у меня не было такого чувства радости и каких-то сладких слез!.. Я радуюсь такому счастливому дню. Может быть, единственному дню моей жизни? И почему-то хочется плакать! Слезы сами катятся из глаз… В носу мурашки, губы дрожат, не могу слова выговорить…
Солдаты стоят веселые, здороваются со мной, а я плачу…
– Здравствуйте, сестрица! Радость-то какая – сам государь приезжает к нам!
– Да! Большая радость! – едва выговариваю я, а слезы ручьем льются из моих глаз.
Солдаты тоже как-то присмирели.
– Да! Это не каждому доводится видеть-то государя императора, – говорит солдат.
– Погодка-то какая стоит! Только для парада Государева! – говорит другой.
Они поближе придвинулись ко мне, чтобы вести общий разговор.
– Прямо, значит, с поезда и в церковь, а оттедова, по этой самой улице, в штаб и в госпиталь. Поздоровается с ранеными, поздравит! Кому Егория повесит… Ну, потом, конечно, и по другим, прочим делам поедет…
– Я так думаю, что государь по другим улицам обратно поедет, чтобы, значит, все могли его видеть, – сказал бородатый солдат.
– А вы весь день будете стоять, пока государь не уедет?
– Нет, сменят. Как обратно проедет – так и уйдем! Мороз сегодня шибко крепкий, – говорит солдат, постукивая нога об ногу.
Я только сейчас обратила внимание на их шапки, на которых вместо кокарды были крестики. Да и сами они все какие-то бородатые и совсем не молодые!
– Почему у вас на шапках крестики?
– Мы второочередники! Здесь фронт спокойный, как раз для таких, как мы – стариков. А вы, сестрица, из каких краев будете? – спросил солдат.
– Я здешняя, кавказская, из Баку.
Вышла мадам Штровман в моей белой косынке.
– Можно мне стать впереди вас, солдаты?
Все сразу обернулись.
– Впереди стоять нельзя! Но тут стойте, нам не помешаете! Места хватит, только долго не простоите на таком морозе! Еще рано! Поди, в церкви сейчас!
Я пошла в комнату, чтобы согреться, замерзла стоять, но в комнате еще тоскливее стало…
– Барыня! Едет, едет! – кричит Гайдамакин.
Я выбежала