Х. Д. Семина

Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918


Скачать книгу

а морда ничего! Цела будто бы…

      На лице были царапины и синяк, но ничего серьезного. Я развязала руку… Вся ладонь разворочена: рваная рана, куски кожи почернели и съежились, как неживые. Мускулы и нервы тоже порваны… Иду к столу, где доктор возится над раненым.

      – Доктор, посмотрите у моего раненого руку.

      Он подошел, посмотрел и сказал:

      – Нужно почистить и удалить мертвую кожу, – и ушел к своему столу…

      А кто будет чистить и удалять кожу? Неужели я сама должна? Я жду. Но ни один из врачей не подходит…

      – Доктор, вы почистите рану? – снова обращаюсь я.

      – Да почистите сами! Не могу же я бросить свою работу!..

      Беру ножницы. Отстригаю черные скрученные куски кожи… Боже! Как трудно стричь кожу на живом человеке. Рану смазываю сильно йодом, забинтовываю, подложив под руку от локтя и до пальцев лубок. Наконец, делаю из косынки перевязь для руки…

      – Спасибо, сестра! Теперь хорошо! – говорит раненый.

      – Иди с Богом!

      Но не успел он отойти, как сейчас же подходит новый, прыгая на одной ноге и опираясь на плечо санитара, и осторожно садится на стул, вытянув раненую ногу на подставленную табуретку. Ранен в ступню. Снимаю грязную марлю и вату. На ране остается промокшая и присохшая марля. Мою руки, потом отмачиваю борным раствором и приподнимаю марлю… Под марлей большая черная рана!..

      – Сколько дней, как ранен?

      – Четыре дня, сестра.

      – Нигде не меняли повязку?

      – Нет, как ранили, в околодке перевязали и больше не перевязывали.

      – Доктор! Посмотрите ногу у моего раненого.

      После осмотра раны доктором наложила повязку и сама повела его из перевязочной. На площадке передала его санитару:

      – Доведи его до места.

      Сколько часов перевязываем, а раненых все не убавляется! Вся площадка перед перевязочной была занята ранеными… Они сидели на полу, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. У многих руки на перевязи; у других – голова, как снежный ком, вся замотана ватой и марлей, из-под которой виден в щелку глаз да кончик носа. Посреди площадки стояло несколько носилок, на которых лежали тяжелораненые и ждали своей очереди.

      – Слышь, земляк! Дай покурить! – чуть слышно раздается с носилок. Рядом сидящий раненый, у которого была только одна рука, а другая в лубке и подвешена на косынке, протягивает недокуренную козью ножку товарищу по несчастью; несколько минут назад ему самому скрутили земляки эту папиросу.

      – Много еще раненых там внизу? – спрашиваю я санитара.

      – Ух, много! Гужем идут, сестра!

      – С какого фронта? – спрашиваю раненых.

      – С Ольтинского направления, – говорит казак.

      – Что, много турок было против вас?

      – И-и! Страсть сколько!..

      – Много наших побили?

      – Да, порядочно… – нехотя отвечает казак.

      – Ну уж и мы их «наклали!» Страсть сколько!.. – сказал один из раненых.

      И вдруг заговорили все сразу, вспоминая битву, и разгром турок, и все подробности их избиения!

      – Долго помнить