технической стороны военного дела, что заслужило ему доверие и всеобщее уважение в думских кругах, как со стороны его друзей, так и врагов. Личное нерасположение государя императора, которое трудно было скрыть{42}, увеличивало его популярность в революционных кругах. Большинство ожидало увидеть генерала Поливанова на посту военного министра, который он покинул год тому назад, и в назначении Гучкова видели лишь попытку круто переделать Россию на западный лад.
Зная лично генерала Поливанова по моей должности до войны, когда мне неоднократно приходилось бывать у него с докладами по Главному комитету по устройству казарм, я совершенно не узнавал его в председателе этой пресловутой комиссии. Куда девались его умелое ведение прений, определенность поставляемых вопросов, точное резюмирование заключений. В сущности, он был не председателем, а делопроизводителем комиссии, роль которого ограничивалась лишь добросовестной записью словопрений. Разочаровался ли генерал Поливанов в происшедшем перевороте, был ли обижен тем, что оставлен был в тени и не занял того выдающегося положения, на которое мог рассчитывать, или, наконец, как умный человек, прозревал будущее и сознавал бесполезность усилий сохранить армию от развала, но на меня он производил впечатление человека, потерявшего веру в самого себя, утратившего интерес к порученному ему делу и пассивно отдававшегося течению событий.
Признавая работу комиссии в такой обстановке, как по ее характеру, так и по существу, совершенно ненормальной, я после первых же двух-трех заседаний доложил свои впечатления помощнику военного министра генерал-лейтенанту Новицкому и просил освободить меня от участия в ней, считая таковое совершенно бесполезным. Ходатайство мое не было удовлетворено, но вскоре последовавшие события и отказ Гучкова от поста военного министра{43} освободили меня от участия в работах этого органа, который до сих пор представляется каким-то кошмаром в моих воспоминаниях.
Не буду останавливаться на последовательном описании горячих дебатов при обсуждении всех параграфов Декларации, обрисую лишь общую картину прений, по поводу самых боевых пунктов декларации: 1) отдания чести; 2) свободы политической пропаганды в войсках и 3) ношения военными гражданского платья в не служебных занятий.
Цель представителей Совета солдатских и рабочих депутатов, в котором в то время большинство принадлежало социалистам-революционерам{44}, была совершенно ясна. Им надо было окончательно уничтожить старую армию, срыть до основания веками возводившееся здание. Имея определенную цель и выработав программу действий, они твердо и уверенно шли к намеченной цели, ни разу не разорвав фронта своей атаки каким-либо случайным противоречием, несмотря на то, что на заседания являлись не одни и те же лица. Говорили они все одно и то же. На любые возражения у них [всегда] были готовые ответы. Видимо, все было заранее обсуждено, продумано, обо всем договорено.