Виорэль Михайлович Ломов

Помни обо мне. Две любовные истории


Скачать книгу

у Ильи украл?

      – О господа! Я вижу, вы проказники еще те. Что-то музыка звучит – как в таборе, – а танцевать никто не танцует.

      – Разрешите пригласить вас на танец, – дуэтом сказали оба.

      Софья выбрала капитана. Они стали танцевать, а Лавр вышел из зала.

      – Соня, я не узнаю вас! Как же Лавр? Неужели променяли его на капитанишку?

      – В вас, сударь, говорит ущемленное самолюбие. Бонапарт начинал с…

      – Ну да, как Суворов. Граф Рымникский, князь Италийский. И с кем прикажете делать военную карьеру? С этими? Благодарю покорно! Гусь свинье не товарищ.

      – Не будем время тратить попусту. Ты мне вот что, Сережа, скажи, кто предложил обмен? Пойдем, сядем, что-то я выпила сегодня много, кружится голова.

      – А ты как думаешь?

      – Я думаю – ты.

      – Блаженны думающие так, ибо их царствие вечной любви.

      – А что тут такого?

      – Нет, ничего.

      – Если ты, ты меня любишь, а Лавр нет. Если он, Лавр любит деньги, а ты нет. В любом случае получается, что Лавр либо любит, либо не любит. Либо любит деньги, либо не любит меня. А мне в обоих случаях всё едино.

      – Получается. Заметь, это не я тебя навел на эту мысль.

      Вечер то тянулся, то летел. Часов в одиннадцать Лавр стал желчным, а Залесскому это было по душе. Как же сказать им, чтобы они оба были осторожны? Адалия Львовна шепнула ей при расставании, что дядю Лавра недавно расстреляли, просто так, а младшего брата Залесского спасла от ареста только эмиграция.

      – Адам не дал имя одному животному– женщине, – заявил вдруг громко Суворов.

      За соседним столиком сидели две расфуфыренные пары, и Лавр явно провоцировал их на скандал. Когда дамы покинули на время кавалеров, он так же громко бухнул:

      – Влюбленность и расстройство желудка трудно скрыть.

      Кавалеры никак не отреагировали на него. Софья устала и перестала дергаться от шуток Лавра. Залесский тоже перестал смеяться. Смолк и Лавр.

      Приблизилась полночь. Вот-вот и прибудут цыгане, Варя и начнется такое…Оба мужчины стали вдруг мрачными, словно вместе с ушедшим вечером из них ушли и все светлые чувства, и все светлые воспоминания. Лавр отщипывал хлеб, Залесский всё рассматривал вино в бокале. Посмотрит и выпьет. Нальет, посмотрит и выпьет. Софье показалось, что это он цедит свою жизнь от рождения к смерти. Взгляд его был сосредоточенный, будто он и впрямь организовывал при этом в бокале луну. Казалось, ему чудятся расходящиеся от этой луны тропинки, по которым они вскоре разбредутся в разные стороны.

      «Все мы бредем по разным тропинкам, – рассеяно думал Лавр, – каждый по своей, но все тропинки кончаются одним рвом, в котором змеи и муравьи. Муравьи ходят там прямыми римскими колоннами и придают рву строгость западной цивилизации. А змеи своим пестрым орнаментом придают этому месту волнующий восточный колорит. И они никогда не смешаются друг с другом, никогда не пойдут ни на какую сделку, хотя заняты одним общим делом…»

      – Что же ты, Серж, думаешь, я и впрямь пошел