бирюзовому мелководью в его направлении – и что странно, обе они в платьях, простых платьях на бретельках, влажно льнущих к их пышным формам и колышущихся на воде.
– Здрасьте снова, – повторяет мать, подплывая к табурету рядом с Бернаром.
Ее лицо, плечи и необъятная грудь загорели, тонкое мокрое платье облепляет колоссальную фигуру.
– Здрасьте, – говорит Бернар.
Дочь тем временем медленно, но верно подплывает к соседнему табурету. Похоже, она меньше доверяет солнцу, чем ее мать, – повсюду на ее коже заметна сальная бледность. Только лицо у нее очень загорело.
– Здрасьте, – говорит ей Бернар учтиво.
Его охватывает любопытство – с примесью изумления и жалости, – сможет ли она усесться на табурет. Конечно же нет.
Однако каким-то образом ей это удается.
Ее мать спрашивает:
– Неплохо тут это, а?
Все еще продолжая смотреть на дочь, Бернар отвечает:
– Хорошо, ага.
– Лучше, чем мы ожидали, должна сказать.
– Хорошо, – снова говорит Бернар.
Когда женщинам приносят заказанный сидр «Магнерс» в запотевших высоких стаканчиках, старшая интересуется:
– Ну а что вы думаете об отеле «Посейдон»?
Судя по ее интонации, сама она о нем невысокого мнения.
– Ничего так, – отвечает Бернар.
– Вы действительно так думаете?
– Ну да, ничего, – говорит он. – Может, там и есть недостатки…
Женщина смеется:
– Это вы верно подметили.
– Ну да, – говорит Бернар. – Мой душ, к примеру.
– Ваш душ? А что с вашим душем?
Бернар объясняет, что с его душем, и добавляет: этим утром улыбчивый человечек снова попросил не пользоваться им, но пообещал завтра все уладить.
Женщина поворачивается к дочери:
– Знакомая история, однако. Не так ли? Да?
Дочь, которая пьет сидр через соломинку, молча кивает.
– У нас что-то такое постоянно, – говорит Бернару мать. – Как с этими полотенцами.
– С полотенцами?
– Как-то утром пропали полотенца, – рассказывает она. – Пока мы были внизу, они просто исчезли. Правильно я говорю?
Вопрос обращен к дочери, которая снова кивает.
– И после этого, – продолжает мать, – когда мы просим у них новые, они говорят нам, что мы их, наверно, украли. И говорят, платите сорок евро за новые, а то не вернут паспорта.
Бернар что-то сочувственно бормочет.
У него полный рот пива. И он по-прежнему заворожен телесами дочери – необъятными валиками жира на талии, руками-подушками, с ямочками на месте локтей, несоразмерно маленькой головой…
Теперь ее мать говорит о чем-то другом, о болгарах в соседнем номере:
– Не давали нам спать полночи. Кричали и бог знает что вытворяли. Стены как бумага, нам все было слышно – то есть вообще все. Мы прозвали их вульгарные болгары, верно? – Вопрос обращен к дочери. – Знаете, за чем мы их застали? Они