тишине, откуда-то слева донесся еле различимый дробный звук.
– Текот, – радостно сказал седобородый.
– Что? – не понял всадник помоложе, с короткой русой бородой.
– Текот, – повторил старик, – дятлы.
– Откуда в степи дятлы?
– Яруга рядом. А в ней деревья. И вода…
Все трое, не сговариваясь, повернули лошадей и дружно пришпорили их. Спустя короткое время взору всадников открылась узкая и глубокая яруга, сплошь поросшая кустарником и деревьями. На дне ее неудержимо манила прохладным блеском серебряная полоска ручья.
Всадники, натягивая поводья, торопливо спустились вниз. Двое, в том числе и седобородый, соскочив с лошадей, упали лицом в воду и стали жадно пить, давясь и откашливаясь. Русобородый, соскользнув на траву, остался стоять, удерживая поводья всех трех коней. Те хрипели и рвались к воде, но воин, жадно облизывая пересохшие губы и упираясь изо всех сил ногами в топкий берег, сдерживал их.
Первым заметил это седобородый. В два прыжка подскочил и забрал поводья.
– Старый дурак! – выругал сам себя. – Чуть коней не погубил – напились бы, запаленные, до смерти. Спаси тебя Бог, добрый человек!
Русобородый вместо ответа нырнул лицом в воду и долго пил, время от времени отрывая лицо от гладкой поверхности ручья и снова приникая к вожделенной влаге. Затем встал, торопливо снял шлем, стащил через голову бронь вместе с войлочным подкладом, а затем – и синюю холщовую рубаху. Седобородый только крякнул. Все тело воина до поясного шнура портов было сплошным синяком. Кое-где на почерневшей коже виднелись небольшие ранки, от которых сбегали вниз засохшие уже струйки крови.
«Стрелы, – определил седобородый, – покололи через кольца. По груди и спине крепко мечами хлестали. Хорошо, бронь выдержала…»
Воин тем временем яростно плескал на себя воду, стирая ладонями с избитого тела кровь и грязь. Умывшись, набросил на влажное тело рубаху и потянулся к броне.
– Заночуем здесь! – остановил его седобородый. – Кони изнемогли.
– А половцы?
– Нет их здесь. На полдня вокруг. Все, где сеча была, – седобородый кивнул головой на юг. – Полетели, воронье. Полон уже разобрали по ордам, а сейчас трупия обдирают. Броня, оружие, сапоги… Пожива богатая – до ночи занятия хватит. Потом сядут у костра пить кумыс и будут хвастаться друг пред другом, кто сколько русских убил, а сколько в полон взял.
– Почем ведаешь?
– Ведаю, – хмуро ответил седобородый. – Пришлось… Меня Якубом зовут, – вдруг спохватившись, сказал он, – сотник в войске Владимира. Это, – кивнул он в сторону худенького, остроносого юноши, помогавшего ему держать коней, – Василько, сыновец мой.
– Улеб, – отозвался русобородый. – В крещении – Миколай.
– Из князей что ли? Раз два имени?
– Из безудельных, – подтвердил Улеб.
– То-то я смотрю: шлем золоченый.
– Отцовский…
Якуб понимающе кивнул и повернулся к Василько.
– Спутай