тошный смрад, от которого подкашивались ноги, хотя так и подмывало бежать, бежать прочь без оглядки. Возле кровавых луж работали эксперт из местного ЭКО и один из оперативников, которому следователь, видимо, поручил помочь эксперту собрать образцы травы и почвы. Сейчас, сидя у себя в кабинете, Катя вспоминала их лица – бледные, напряженные, покрытые испариной. Никогда еще ей не доводилось видеть так явственно, как люди, собрав в кулак всю свою волю, пересиливают себя, чтобы не бросить все это – эти пропитанные черными вонючими сгустками клочки мха, катышки глины, которые нужно аккуратно упаковать и опечатать как вещдок… Горек хлеб милиционера, ох как горек! А порой он вообще не лезет в горло – застревает комом. Только водка и помогает или спирт… А судить легко тем, кто ничего этого не видел…
Но самое жуткое еще ожидало Катю впереди. Кровь – это было лишь начало. Катя увидела Колосова. Он, следователь, судмедэксперт в комбинезоне, прокурор – все были под мостом, где поперек оврага была уложена неизвестно для какой надобности (вроде для стока вод, хотя они в нее и не попадали) огромная ржавая труба. Кровавый след на траве вел именно к ней.
Катя остановилась на склоне оврага. Туда, вниз, было нельзя, там работали ее коллеги. Колосов и все остальные осматривали нечто, только что извлеченное ими из трубы. И это нечто было полуголым человеческим телом. Только очень странным телом, в котором не хватало самого главного, отчего оно казалось каким-то чудовищным, неестественным обрубком, чем-то искусственным и несуразным.
Катя споткнулась о выступающий корень и судорожно ухватилась за куст. Черт, шиповник! Одуряюще ароматный, усеянный восхитительными цветами – такому место в райском саду, а не в этой яме. Шипы впились в ладонь, но она даже не почувствовала боли, потому что…
У тела в траве не было головы. От плеч – пустота: багровая жуткая рана. Когда отчленили голову, кровь хлынула рекой и вытекла до капли.
Катя поймала себя на мысли, что ее лицо сейчас, наверное, такое же, как у тех двух – эксперта и опера: искаженное еле-еле сдерживаемым отвращением. Этот обезглавленный труп в луже крови просто ужасен. Он омерзителен.
Но она одернула себя: хватит. Прекрати это! Перед тобой изуродованное человеческое тело. И всего каких-то несколько часов назад его обладатель был жив и, быть может, прекрасен, как Аполлон. А теперь он действительно тлен и ужас, прах, предмет осмотра, работы твоих коллег и твоей, кстати говоря, тоже, потому что в этом овраге произошло нечто страшное – убийство и надругательство над человеческим существом. И не обезглавленный мертвец – чудовище, а те или тот, кто это сотворил с ним.
– Екатерина Сергеевна, про ЭТО пока никто не должен знать. Ни одна газета, ни один журнал. Очень на вас надеюсь, ну, да мы и в прошлом друг друга всегда понимали. Пока дело не прояснится – ни строчки для печати или телевидения, – это сказал начальник Красноглинского розыска Жаров. Катя и не заметила, как он подошел. Она торопливо кивнула.
– Конечно. Как скажете, Григорий Петрович.