Леопольдовича.
План я изложил коротко, лаконично. Наступила мертвая тишина. Всем стало страшно. Оказалось, что горячие разговоры и гневные потрясания кулаками в воздухе закончены, начинается кровавое дело. Еще чуть-чуть и отступать будет некуда. Всем!
– А что, уважаемый. э-э-э Антон Анатольевич, – промямлил притихший вдруг Рубинчик, – другой дачи, кроме нашей с Розочкой, у вас на примете, я так понимаю, нет? Это я… как говорится, исключительно для уточнения спрашиваю…
– Изя! – вспыхнула Роза Карловна. – Господин Суходольский хочет нас всех повязать! Одной веревочкой! Разве ты не видишь!
Я сдулся и устало завалился на стул.
– Да как вам не совестно! – на этот раз вскочила на ноги до крайности возмущенная Эдит. – Энтони хочет нам помочь! Ему что, больше всех надо!
Израиль Леопольдович и Роза Карловна опять демонстративно переглянулись и противненько так усмехнулись, одной улыбкой на двоих. Похоже, эту тему они уже когда-то обсудили и все о ней знали. Сомнения давным-давно исчерпали себя.
– Эти ваши намеки, господа Рубинчики! – Паня решительно хлопнула сразу двумя своими полными ладошками по столу, как будто копируя меня. – Грязные намеки, я вам доложу! Вижу я ваши многозначительные переглядывания! Так вот, чтобы снять все подозрения, я торжественно заявляю: нет моего благословения браку дочери и господина Суходольского! Тогда, надеюсь, все подозрения о его личной заинтересованности сняты окончательно?
Я медленно обвел всех тяжелым взглядом. Меня, пожилого авантюриста, тут каким-то странным образом постоянно хотели окрутить – неизменным намеком на отказ в том, чего я ни разу не просил. Это было похоже на западню! Мне было интересно, чем вообще все это кончится. Сейчас кончилось восстанием Геродота.
Музыкант-алкоголик подпрыгнул на своем стуле и вдруг издал высокий, дребезжащий гортанный звук. Сидевшие рядом с ним справа и слева Роза Карловна и Эдит отшатнулись от него даже как будто с отвращением.
– Эх, вы! Люди, люди! – отчаянно заорал Геродот. – Одни грязные намеки! Одни интриги! Да разве об этом надо сейчас говорить! О том, что кому достанется? А принцип! Принцип уже не в счет? Заявляю – я отдаю свою личную долю Энтони, потому что для меня важно наказать Казимирова за всю ту мерзость …за его паскудство, которое позволило ему взлететь так высоко да еще охраняться со всех сторон! Я готов на всё! Я даже пить не буду… три дня!
Но это уж было слишком! Мое сердце больно сжалось. Такой жертвы от музыканта и алкоголика никто не ожидал.
– Молодец! – первой пришла в себя Эдит. – Умница! Еще лучше, если ты четыре дня не будешь пить… или даже пять.
Геродот, по-моему, уже горько пожалел о своей горячности, потому что он вдруг резко отощал на глазах у всех, побледнел и без сил отвалился на стуле.
– Геродот! – серьезно, супя брови, продолжила Эдит. – Если все удастся, я напьюсь вместе с тобой. Клянусь!
Она подняла вверх руку с двумя напряженными пальцами. Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться и тем самым не