.

в этот, ни в последующие дни Роман в карту Роя не заглядывал. Случились давно ожидаемые события, ради которых он сюда и был прислан: двое затерявшихся в мировой сутолоке воров, наконец, появились на острове. В тот же день, когда Роман проснулся в маленькой комнатке с кондиционером под винтовой лестницей, Козмас разыскал его и, дыша свежим перегаром, заявил:

      – Мой шеф просил тебя приехать. Твои соотечественники объявились в нашем оффшорном раю.

      – И за это мы тоже любим ваш рай, дорогой друг! – улыбнулся Роман. – И за это тоже…

      – Его не мы придумали. Англичане.

      – Но вам от этого неплохо, не так ли?

      – И вам тоже. И вообще, что в этом плохого? Бандитский притон можно соорудить где угодно! Даже в вашем Кремле.

      – Спору нет.

      – Впервые вижу русского, который не спорит.

      – Забавное наблюдение. Черт побери, Козмас, а, пожалуй, устами греко-кипрского полупьяного копа иной раз глаголет истина! Мы действительно великие спорщики – спорим с историей, с прошлым, с будущим, со всем удивленным человечеством! Так и есть!

      – Вот видишь, русский, мы тоже кое-что умеем! У нас огромный исторический опыт. Что бы ни случалось на земном шарике, всегда отзывалось у нас. Мы это явление усмиряли, изучали и строили его безопасную модель у себя, на нашем клочке земли.

      Роман с изумлением посмотрел на Козмаса. Между тем они уже подошли к двухэтажному зданию колониального типа, над которым отсвечивали буквы: «Полиция».

      – Что ты имеешь в виду?

      – Все! Я имею в виду все! Каменный век, например, без нас тоже не обошелся. Мы, в отличие от вас, дикарей, сохранили его следы. Помнишь «термитники» на шоссе между Лимассолом и Ларнакой? Древнейшее поселение. Такого нет нигде. Мертвых хоронили под порогом этих «термитников», и сами там жили, на глиняных полах.

      – Зачем?

      – Не знаю, но думаю, чтобы мертвые не уносили слишком далеко их тайны.

      Полицейские вошли в полутемную, с одним пыльным оконцем, комнату. Там стоял исцарапанный стол с новеньким телефоном, а также три венских стула и длинная, протертая задами посетителей дубовая скамья. Роман сел на нее, поерзал. Козмас закурил и, расставив ноги, встал в центре комнаты, задумчиво глядя в пыльное оконце.

      – Думаешь, на кой черт нам сдалась греческая, а потом и римская античность? – спросил он.

      – Как-то не задумывался. Не отделял вас от этого.

      – А зря не отделял! Ответ ведь лежит на поверхности, только его не принято здесь произносить вслух.

      – А ты произнеси.

      Козмас с недоверием посмотрел на Романа и уселся верхом на скрипучий стул. Положил локти на витую спинку и качнулся пару раз.

      – Кровосмешение.

      – Что?

      – Остров маленький. Предки дотрахались друг с другом до того, что уже не всегда могли различить свой пол. Ты видел статую Афродиты, слепленную с той, что родилась из нашей пены?

      – И что?

      – Это же не баба, черт возьми! Но и не парень! Гермафродит, чудо-юдо!