Забытые мелодии. Музыка в рассказах. Сеславия Северэлла

аз: холмы, холмы, холмы … и неугомонный жаворонок. Его трель заставляет сладко сомкнуть веки.

      Он дал себе роскошь расслабиться, и упал в пахучее сено. Шершавая трава приняла гостя, не подумав чем угостить, или как встретить. Возница погонял рыжую лошадку, которая, погружаясь в солнечные лучи, казалась невесомой. Павел, приподнялся на локтях, и осмотрелся. Вокруг холмы в бархатных нарядах зеленой травы с узором ковыля, и радугой цветов.

      Наперегонки летали бабочки, и в их весёлом полете было столько незабываемого озорства, что самому хотелось вспорхнуть, и кувыркаться где-то там, в небесах, широко распахнув глаза и душу навстречу ветру, солнцу, лету. Интересно посмотреть на себя нелепого, словно медвежонка, который пыхтя, летит наперегонки с мошкарой и ласточ-ками. Это зрелище вероятнее всего вызвало бы веселый смех. Но тем и прекрасны такие полеты, что в тебе вдруг просыпается маленький светлячок шалун и выдумщик, который никак не желает спускаться на землю.

      Павел открыл глаза. А вот его любимая, наверное, юркой ласточкой скользнула бы в манящую высь, и вероятнее всего щебетала бы что-то напоминающее: «Летите со мной посмотреть, как прекрасна Земля. Вон холмы, вон речка. А эти идущие навстречу? Облака».

      Облака важничали, не желая уступать дорогу, и лишь одно из них курносой мордочкой ткалось в другие важные бока, то и дело, расплываясь в улыбке. Важные облака – смешно. А ласточка порхала над ними, стремясь в неизведанные дали. И курносое облако пожелало ей удачи.

      Павел посмотрел на речку. Она, поросшая ракитами, и тоже себе на уме. Солнечный луч рассыпался, лениво опираясь о текущее тело.

      «Ах, любимая, тебе не спрятаться даже в нем. Нет, мне никто не раскрыл твой секрет. Речка молчит. Ракиты довольны собой и бесстрастны. Мне не нужен их ответ. Я вижу твои солнечные глаза. Разве их забыть?» – подумал он.

      И верно, если бы я соблазнился, и лето увело меня купаться, я ошалел бы в твоем взоре неуловимом и загадочном, как эта вода.

      Павел, наконец, соскочил с телеги, и побежал по лугу, сбивая неосторожные ромашки,

      кукушкины слезки, зверобой и кудрявый клевер. Добежав до шиповника, он остановился.

      Она задумчиво сидела среди полевых ягод и теребила в руке листик щавеля. Красные ягоды переглядывались, не понимая, почему никто не спешит сложить их в лукошко, и превратить в пахучее варение. Они старались повернуться то одним, то другим боком, словно на смотринах, но их усилия были тщетны. Огорченные ягоды затихли, думая, что кислому щавелю повезло больше.

      Павел устроился под шиповником, ожидая, что она заметит его. Но, увы. Кашка, толкая в бок белену тихо сплетничала, а красочки гурьбой с любопытством выглядывали из травы, рискуя оказаться в чьем-нибудь букете. И вовсе они не разини, им просто интересно.

      –Да, да – подтвердила ящерка – нам интересно.

      Парень отмахнулся от хвостатой, а та в норку юрк. Дескать, посмотрели и будет. Павел не выдержал, и сорвав ромашку, букет довольных ягод, подошел, и сел рядом с любимой, протянув ей букет.

      Она улыбнулась ему навстречу. От чего цветы, дергая друг друга за листики, зашептали: «Гляди, гляди, улыбнулась. Наконец-то улыбнулась».

      –А нам дайте посмотреть. – зашумели красочки.

      –Не дадим.– перебивал клевер – мы сами еще не видели.

      –Не галдите!– шикнули важные кашки – не слышно ничего из-за вас.

      –Ты грустишь? – спросил Павел.

      –Немного.

      –Кто-то обидел, тебя? Я видел твой полет. Тебе помешали облака.– продолжал Павел.

      –Облака? – она состроила серьезную мину. – Ну конечно, их так тяжело растолкать.

      –И ты солнечным лучом упала в реку.

      –Упала – вздохнула она.

      Он сочувственно улыбнулся.

      –Река, вероятно, холодно встретила тебя?

      –Да. Она утверждала, что летать в небе невозможно. С неба только падают, как она дождем.

      –Обманщица.

      –Она не поверила, что облака мне помешали летать.

      –А знаешь, не верь реке. Ведь другие капельки тоже не верят.

      –Какие?