валась. Потрогала пальцами ресницы, провела по губам карандашом помады, повертела головой туда-сюда, одернула платьице, чтобы в разрезе чуть-чуть была видна ложбинка груди – это нынче модно.
В окно, сквозь бутоны цветущей гортензии, Майка видела часть двора. Обернув газетой дужки двух ржавых гирь, Игорь Иванович пружинисто, без особых усилий выжимал их поочередно – левой, правой. Он был в новом тренировочном костюме, с обнаженными по локоть в меру загорелыми руками. Пышные волосы прихотливо спадали сзади до самого ворота.
Со вчерашнего вечера, когда Игорь Иванович вместе с Семаковыми приехал из города, занимает он Майкино воображение. Ей нравится видеть в нем будущего мужа, представлять, как поедут они в город на пригородном поезде из трех вагонов и что она будет говорить знакомым, до смерти любопытным проводницам.
Нет, Майка не легкомысленна. А воображать каждого, чуть понравившегося, мужчину своим мужем – стало ее любимой игрой, маленькой, безобидной тайной. Поначалу она себя совестила, но совладать с капризом не могла. И успокоилась.
Майка выбежала во двор. Озабоченная, будто бы спеша, прошмыгнула мимо Игоря Ивановича в огород. «Даже не глянул. Ишь, какой», – мелькнуло у нее.
Игорь Иванович между тем солидно говорил хозяину:
– Ты нынче, Яков Кузьмич, сам-то гужи не рви. И тебе с Милитиной Федоровной отдохнуть надобно. Нас эвон какой колхоз. Накосим вам на зимушку за милу душу. Не перестояла трава-то?
– В самый раз, – немногословно ответил Яков Кузьмич под стук молотка, которым отбивал литовку.
У Игоря Ивановича легко на душе. Он ощущает свое сильное, молодое тело так же реально, как вот эти податливые гири. Он чувствует, что стосковался по мускульной мужской работе. Ему хочется сразу стать здесь своим. Он знает, что сумеет это, что у него получится.
Мальчишкой-школьником Игорь Иванович бывал на безымянном полустанке о трех домишках, у давних знакомых отца – бывшего железнодорожника Якова Кузьмича и его жены Милитины Федоровны. Даже брал в руки литовку и косить пробовал. Тогда это было почти баловством, и ничего путного у него не получилось. Но сейчас он уже не тот пацаненок. Литые бицепсы, тренированное тело. Все, несомненно, будет по-иному.
Игорь Иванович подумал так и тут же с досадой поймал себя на том, что все-таки чуть-чуть бодрится. А до конца распахнуться, почувствовать себя раскованно что-то ему мешает. Не этот ли чуть слышный говорок под навесом? Там Семаковы ладят новые слеги – копны носить. Отец и сын, они не лицами, а чем-то другим похожи друг на друга. То ли своими кирзовыми сапогами, то ли неспешными движениями и почти молчаливым, с полунамека, согласием.
– Погоди, отец, дай я держаки пошлифую, чтобы мозолей не наделали.
– А добро. Мне вон на середке сучок не нравится. Ну, как не выдюжит?
– О чем разговор. Запасную слегу ошкурим. Делов-то.
– Я тоже думаю. Подбери-ка поровней жердину.
До конца разобраться в своих ощущениях Игорь Иванович не успел, потому что мимо опять суетливо пробежала Майка и скрылась за калиткой. Игорь Иванович едва помнил ее, застенчивую девчонку без особых примет. А вот поди же ты! Выросла, похорошела, даже замужем, говорят, успела побывать.
А за калиткой, куда убежала Майка, у палисадника, окруженного почти вровень с забором ядреной крапивой, стояли две женщины. Полная – соседка – с усмешливым любопытством наблюдала за Игорем Ивановичем и одновременно кивала головой, внимая торопливому шепоту хозяйки дома – худенькой Милитины Федоровны.
– Ноне у вас людей богато, в два дни управитесь.
– И не говори, милая. Эка артель привалила, – отвечала довольная Милитина Федоровна. – Семаков-от Григорий Петрович почитай кажин год, спасибо ему, из города наезжает. Мы с ним с молодых лет дружимся. Николай его тоже: как в отпуск – так к нам. То с женой да с дочкой, то один.
– А это кто, молодой-от? – спросила соседка.
– Да Игорь Иванович – сынок Ивана Матвеича, что в третьем годе помер. Я тебе сказывала. Они с Семаковыми в городе соседи.
Милитина Федоровна чуть помолчала и продолжала шепотом:
– Образованный. Институт покончил учительский. Два года где-то, в Казани ли, в Рязани ли, отрабатывал, а ноне домой возвернулся.
– Гляди ты! Отец-от не дожил до этакой радости. Вот посмотрел бы, полюбовался. Сам-от, знать-то, робил все, не до учебы было.
– И-и, какое там! С фронту калекой возвернулся, а без его жену схоронили. Другую взял. А уж сыну-то как обрадовался! Робил, с заводу не выходил. Вот, говорил, школу покончит, в институт отдам!
– Косить-то умеет ли? – с улыбкой кивнула соседка в сторону Игоря Ивановича.
– Да где поди-ка! Пособит маленько – и ладно.
– Ну с богом вам, – торопливо махнула рукой соседка, увидев, что мужчины выходят со двора.
Покос у Якова Кузьмича был рядом с домом. Начинаясь от печальных береговых ракит густым разнотравьем, огибал обнесенные жердями