прыжка в воду – по столь четко, но с почти девичьим изяществом проработанному рельефу мышц под гладкой загорелой кожей, можно изучать строение идеального человеческого тела. Артем, правда, маленького роста – серьезный для его совершенства недостаток. Но этого отчего-то никто не замечает. Кажется, он давно приноровился обманывать зрение зрителей, преподнося себя Гулливером среди лилипутов.
Показав все, что он хотел показать, Артем, эффектно замешкавшись, выбрал себе место на подлокотнике кресла рядом с красивой девушкой.
– Вот так, – подумал он, – выше всех и только наблюдатель, а не участник этого сборища лузерих.
Он довольно улыбнулся всем и никому. Приготовился сиять. Принимать восхищенные взоры. И – совсем парень за последний год расшатался – чуть не упал со своего насеста от резкого бабьего окрика.
– Девочки, гляньте-ка, у нас тут прямо жених и невеста нарисовались! Красота неземная!
Прямо на Артема уверенно и мощно смотрела толстая бабища, обтянутая везде, где обтягивалось, черным трикотажем и блестевшая золотом – в ушах, на пальцах, пуговицах и пряжках.
Артем испуганно оглянулся на Воронович и девочек. Воронович сидела на широком и низком подоконнике, заваленном маленькими в восточном стиле думками. Стройные ноги в икрах скрещены, бежевая ткань юбки обтягивает стройные бедра, стройная лояльная улыбка красиво довершает образ. Девочки понимающе хмыкнули. Артем, конечно, не мог этого ожидать – сборище «лузерих» оказалось не так просто. Им новые шоу не нужны – свои, местные звезды, имеются.
Шоу Карабасихи
Бабищу звали Ольга Ниловна. Она была клиенткой театра со времен Лисича. Великого Лисича Ольга Ниловна обожала, боготворила. Ради Лисича Ольга Ниловна была готова на все. Она любила его как женщина, мать и дочь одновременно. Называла Лисича Учителем. Считала себя его ученицей, проводником Метода, хранительницей его учений и около семи лет исправно платила за сеансы, ни разу не намекнув на скидку. Лисич ласково называл Ольгу Ниловну «Карабасихой», радостно приветствовал на каждом сеансе и фантазиям танконепробиваемой бабищи не препятствовал.
– Она – совершенство, – восхищенно каркал он Воронович. – Какая мощь, сила! Потрясающая неспособность к рефлексии. Торпеда! Замечательный человеческий образец – жму руку Создателю – сам бы такую не придумал. С какой феноменальной жадностью и хитростью ее эго стремится подчинить себе все. Эмпатия развита слабо. Но при всем этом – высокая социальная адаптация и нормальные средние интеллектуальные способности. Ее мышление великолепно неподвижно, – Лисич закашливался от смеха. – Она наше золотое дно на черные времена! У нее самосознания не больше чем у бегемота. Она неизлечима, коллега… Ха-ха-ха! Ее ненависть неисчерпаема!
К Воронович Ольга Ниловна относилась со снисхождением, как к слабости патрона. В ее глазах никто не мог быть продолжателем великого Лисича. Но раз Лисич сам, пусть и ошибочно,