куда-то нырять? – чуть слышно спросил он своих новоиспеченных знакомых.
– Кораллы собирать будем, – буркнул в ответ Петрович, который довольно ловко вскинул на себя баллон огуречного цвета.
– Господи, помилуй!
Платон тоже стал надевать снаряжение, повторяя незамысловатые действия остальных. Нувры внимательно следили за его неуклюжими манипуляциями, но не вмешивались, чтобы как-то помочь, и ничего при этом не говорили, лишь щурились, как рептилии на солнце.
Вскоре аквалангисты были готовы и вместе с другими зашли в кабину лифта. Лифт немного раскачивался. Было слышно, как железными прутьями играется ветер. Медленно, громыхая и чиркая о стены, лифт неуклюже пополз вниз. Через минуту он выехал на свежий воздух. Платон отвернулся от солнца.
– Не дрейфь, – послышался сиплый голос Петровича, – нырять первый раз всем страшно…
– Куда нырять?
– В окиян!
– В океан? Какой океан? – испугался Платон.
– Окиян подземный тута у них обнаружился. – Петрович ткнул указательным пальцем вниз и притопнул еще вдобавок ногой, которая в гидрокостюме походила на лягушачью лапку.
Платон посмотрел на остальных. Помимо старика, толстяка и его самого, было еще четверо. Все они не обращали ни малейшего внимания на разговор, просто стояли и ждали, когда спустятся вниз. Только Шурик крутился и елозил, недовольный тем, как на нем сидел баллон. Баллон крепился круглой пряжкой на груди. На ней было что-то написано. Платон прочитал: «Occulu, Putatve, Liberalis»26.
– А зачем нам туда нырять? – спросил он и потрогал свою пряжку, на которой оказалась точно такая же надпись.
– А затем, – продолжил Петрович, – чтобы собирать кораллы.
– А зачем их собирать?
Петрович оглянулся на соседей. Платон тоже посмотрел на них. У Шуры совсем не ладилось с застежкой, и он снова снял с себя баллон, чтобы поправить размер крепления.
– Они их едят, – прошептал Петрович.
– Кто они?
– Нувры.
– Нувры едят кораллы?
– Да. Кашу варят. А вот нас заставляют собирать. Потому что сами не могут. – Петрович пожал плечами, словно не мог понять почему.
Кабину немного затрясло. Скребки и гулкие удары возобновились, но вскоре стихли – лифт застыл на месте. Что-то где-то громыхнуло в последний раз.
– Приехали, – пояснил Петрович.
Платону показалось, что спуск занял минут десять, возможно, больше. Двери стали неуклюже расползаться. Когда они открылись полностью, Петрович вышел наружу первым и, не дожидаясь, когда Шура закончит возню со своим баллоном, зашаркал ногами, медленно двигаясь прямо. Один за другим остальные вышли тоже. Платон заметил, что на блестящих от липкой пленки лицах не было никаких выраженных эмоций: ни радости, ни скорби, ни удивления, ни тоски – ничего. Шурик плюнул на свой