на меня, бросив один-единственный взгляд, Меган чуть шею не свернула, чтобы одарить меня испепеляющим взглядом.
– Джинни ничего плохого не делала.
Миссис Теннайл зажала маркер между ладонями.
– Никто не просил Джинни уходить, Меган. И я уверена, миссис Тейт имела в виду, что вы можете прийти к ней в кабинет и поговорить о…
– Нет, – прервал ее голос за моей спиной.
Кажется, это был голос Алекса Голда, но оглянуться и посмотреть я не могла – тело словно оцепенело. Я еще сильнее впилась ногтями в ладони, оставляя на них багровые полумесяцы.
– Нет, приходивший в школу специалист по психологическим травмам сказал, что мы вольны обсуждать произошедшее где и когда угодно, если чувствуем в этом необходимость. Это я так, к слову. Мне подобные обсуждения не нужны. Сколько можно это перетирать?
Меган закатила глаза и перевела убийственный взгляд с меня на парня за моей спиной.
– Рада за тебя. Но это не твое лицо перекраивали.
– Может, это потому, что не я травил Ника Левила?
– Довольно! – вмешалась миссис Теннайл, но класс уже вышел из-под ее контроля. – Может быть, вернемся к обсуждению программы…
– И твое лицо не перекраивали, Меган, – заметила сидящая справа от нее Сьюзен Грейсон. – Вы с Джинни даже не были подругами до расстрела. Ты просто жить не можешь без драмы.
И пошло-поехало. Все как с цепи сорвались. Заголосили наперебой – не понять, кто что говорит.
– … какая-то драма? Моя подруга погибла…
– … это же не Валери стреляла. За нее это сделал Ник. А Ник мертв, так какая разница?
– … миссис Тейт сказала, споры не помогут решить…
– … мне и так каждую ночь снятся кошмары, а тут она запросто является в класс…
– … по-твоему, я рада, что Джинни ранили, так как жить не могу без драмы? Ты это серьезно?..
– … не цеплялись бы к Нику, может, этого и не случилось бы. Разве не в этом суть?..
– … как по мне, так он заслуживал смерти. Я рада, что его больше нет…
– … да что ты знаешь о друзьях, лузер?..
Чудно, но все так воспылали ненавистью друг к другу, что позабыли о ненависти ко мне. Никто не глядел на меня. Миссис Теннайл села за свой стол и молча смотрела в окно, теребя воротник блузки. У нее подрагивал подбородок.
Послушать телевизионные репортажи, так окружающие меня ребятки каждый день сидят в кафетерии и, взявшись за руки, поют «Give Peace a Chance»[4]. В реальности все иначе. В реальности они готовы глотки друг другу перегрызть. Вокруг меня гнойником, назревшим под участливыми кивками и скомканными салфетками, прорвались застарелое соперничество, застарелые шуточки и застарелая неприязнь.
Оцепенение прошло, и я смогла наконец оглядеться и посмотреть на орущих и бурно жестикулирующих ребят. Пара человек плакали. Кто-то смеялся.
Мне нужно было что-нибудь сказать, но что? Напоминание о том, что не я стреляла, прозвучало бы так, будто я защищаюсь. Мои утешения показались бы более чем странными. Любое мое действие приняли