боками. На ней торчала, упираясь в стрехи[11] сарая, мачта. Реи[12] были обломаны, руль наполовину сгнил. На носу было когда-то выведено золотой краской название, но оно стёрлось. Остался только красно-зелёный нарисованный глаз, который, как казалось Лёшке, светился в темноте. На борту и на остатках рея любили сидеть куры. Лёшка сгонял их, но куры считали эту странную штуку в сарае своей собственностью, тотчас же садились снова и пачкали палубу.
– Кыш отсюда, хохлатые! – кричал на них Лёшка. – Куда вам, курам, на кораблях плавать! Вы и летать-то не умеете!
Куры быстро моргали, самодовольно глядя на Лёшку: смотри, дескать, какой у нас высокий насест, выше ничего на свете не бывает.
Лёшка взбирался на эту лодку и, прислонившись к мачте, командовал:
– Парус поднять! Смотри в оба – купец идёт! Пищали[13] и сабли изготовь! Правее держи! Ещё правее! Спускай вёсла на воду! Выгребай сильней, братцы, а то уйдёт! А ну за мной!
И Лёшка бросался в бой. Но тут мать приходила к курам, и Лёшке приходилось уходить на двор. Он садился на кучу брёвен и пел вполголоса, глядя на небо.
Так и сейчас. Только мать ушла и Лёшка замурлыкал вполголоса ту же песню, как вдруг перед ним выросли два человека.
Один из них был высокий юноша в зелёном кафтане. На шее у него был повязан белый шарфик, на ногах были сапоги выше колен. За ним с трудом поспевал тучный иностранец с толстым, гладко выбритым лицом.
У иностранца на полных ногах были белые чулки и туфли с пряжками. На голове у него торчала плоская круглая шляпа, словно не надетая, а поставленная на голову.
– Ты кто? – спросил юноша, подбегая к Лёшке стремительной, прыгающей походкой.
– Я сторожев сын, – сказал Лёшка, низко кланяясь странно одетому юноше.
– Звать как?
– Лёшка.
– Ты что пел?
Лёшка покраснел до корней волос.
– Это песня мореходная, – сказал он. – Это про ладьи.
– Я слышал, что мореходная. «Забелелися на кораблях паруса полотняные…» – а дальше как?
Лёшка поглядел на юношу исподлобья. Юноша смотрел не строго. Губы у него сложились в усмешку. Живые чёрные глаза смеялись.
– Ну что ты молчишь? Не бойся.
– Матушка не позволила таковы песни петь.
– А я позволяю.
Лёшка вздохнул:
– Дальше так поётся: «А не ярые гагали[14] на сине море выплыли – выгребали тут казаки середи моря синего…»
– Казаки?
– Мейнгер[15] Питер, – резко сказал иностранец, – не слушайте эту песню: это воровская песня!
– Отстань, мейнгер! Разве казаки и по морям плавали?
– Ещё как! – гордо сказал Лёшка. – По синему морю Хвалынскому[16] да к дальнему персиянскому берегу[17]…
– Откуда знаешь?
– Слышал, – многозначительно отвечал Лёшка.
– А дальше? Песня-то как дальше