Однако с точки зрения военной стратегии, а главное – большой политики, это был гениальный ход».
Сегодня, когда мы знаем, чем закончилась эта «самоволка» Наполеона и как быстро ему удалось стать сначала Первым консулом, а вскоре и императором французов, конечно, легко говорить о том, что его решение о возвращении во Францию было гениальным и своевременным. Но ведь все могло закончиться совсем по-другому. Директория, несмотря на отсутствие поддержки в обществе, все еще оставалась у власти. И если она, опасаясь популярности молодого генерала, хотела избавиться от него, более года тому назад отправив в далекий и рискованный поход, то что мешало ей теперь привлечь его к ответу как дезертира и навсегда расправиться с зарвавшимся «корсиканским выскочкой»? Но вместо этого вскоре после его появления в Париже правительство Директории устроило пышный банкет в честь… «празднования успеха в Египте».
Как же удалось полководцу очевидное бегство от поражения превратить в триумф?
Все объясняется очень просто. Не только во время Египетской кампании но и на протяжении всей своей военной и политической карьеры Наполеон проявлял удивительное умение выдавать плохие новости за хорошие, а хорошие – за триумф. И это его качество действительно можно считать гениальным. Вернувшись из Египта, он с обезоруживающей простотой и без всякого стеснения нарисовал перед парижанами радужную картинку своих завоеваний: «…он находился вне Европы 16 месяцев и 20 дней. За этот короткий срок он овладел Мальтой, завоевал Нижний и Верхний Египет; уничтожил две турецкие армии; захватил их командующего, обоз, полевую артиллерию; опустошил Палестину и Галилею и заложил прочный фундамент великолепнейшей колонии. Он привел науки и искусства к их колыбели». Кстати, точно так же позднее Бонапарт будет говорить и о гибельной для французской армии кампании 1812 года: «Я разбил русских во всех пунктах». Еще позже он с такой же интонацией скажет о Лейпцигской битве, в которой окончательно потеряет Европу: «Французская армия вышла победительницею». Все это расходилось с реальностью, но ему почему-то верили. Уж очень убедительным был его рассказ о далекой стране, о которой европейцы знали лишь понаслышке. «Египет, – писал Бонапарт правительству, – огражден от любого вторжения и полностью принадлежит нам!.. Газеты я получил лишь в конце июля и тотчас вышел в море. Об опасности и не думал, мое место было там, где мое присутствие казалось мне наиболее необходимым. Это чувство заставило бы меня обойтись и без фрегата и, завернувшись в плащ, лечь на дно первой попавшейся лодки. Я оставил Египет в надежных руках генерала Клебера. Когда я уезжал, вся страна была залита водой: Нил никогда не был так прекрасен за последние пятьдесят лет». После таких пафосных реляций не приходится удивляться ни банкету, ни тому, что улица Шантерен, где находился особняк Бонапарта и Жозефины, в честь его побед была переименована в улицу Виктуар. А еще в том же 1799 г. «триумф» полководца был запечатлен