штыки, кинжалы… Мины? —
Значенья им никто не придавал!..
И сыпались в готовые могилы Тела,
устроив надо мной завал.
Как бой закончился? Вернулось трое…
В ночь уходило – восемьдесят пять…
Тарас, Иван, Тенгиз и дядя Коля —
Их больше нет. Остались там лежать!..
Военный врач вносил в удачу ясность,
Она звучала, словно приговор.
«Люби осколок свой за многократность!
Храни всю жизнь!» – такой вот разговор
В рубашке ты родился, парень!
– Помни!
– Невидимыми силами храним!
Ты в жизнь свою пустил такие корни,
Что стал, по сути, смертью не любим»
Потом был Курск! —
Подробности из дыма…
Едва ли я что-либо понимал? —
Земля, казалось, полюса сменила —
Горело всё – и люди, и металл!
Мою атаку пуля вновь прервала —
Столкнулся с ней у вражеских траншей.
Косила смерть налево и направо,
А у меня, как будто сговор с ней.
Калечила, на части рвала тело,
Носилась по полям за мной с косой.
Настолько убивала неумело,
Что вновь и вновь я возвращался в строй.
Война не раз еще в меня стреляла…
Но, видно, я настолько жизнь любил,
Что каждая полученная рана
Не угнетала – добавляла сил!
Отвоевали страны и границы…
Прошел войну с начала до конца…
Осколок мой с медалями хранится,
А тело изнывает от свинца…
Меня ребёнком от войны спасли
Нет, надо мной война не грохотала,
Не жгла мой дом, не мучила ни дня
И не плевалась сгустками металла, —
Её не допустили до меня.
Всё умертвляя и уничтожая,
Война пыталась до меня дойти,
Она рвалась, но Родина большая
Заслоном встала на её пути.
И словно глубже наши реки стали,
Как будто гуще сделались леса,
Точней – снаряды из Кузнецкой стали, —
Все поднялись, чтобы меня спасать:
Солдат, годами досыта не спавший,
И лётчик, сам идущий на таран,
Мой дядя Вася, – без вести пропавший,
Мой дядя Костя, – Умерший от ран.
Война за Волгой. В тридесятом царстве
Сожжённых сёл печальное жнивьё,
Но даже здесь, в Сибири, ощущается
Смердящее дыхание её:
Она – в словах, она – в тревоге неба,
И в бабьем вое эшелонам вслед,
И в липком маленьком кусочке хлеба,
Что в школе выдавали на обед.
Нет, надо мной война не грохотала, —
Меня ребёнком от неё спасли,
Но почему-то вдруг тревожно стало, —
Ведь внуки незаметно подросли.
И я готова, что угодно делать:
Кричать,