не простыми, а важными и радостными. Они управляли энергиями мира. Предупредил:
– Я сейчас это другим голосом спою.
– Каким? – удивились большие.
– Настоящим. Это надо петь по-настоящему. Это не игрушки, а…
– Что же?
– Не знаю. Это… как камертон? Нет. Это… Такая гармония…Задает порядок в жизни. Через музыку ведь тоже можно задать порядок.
И спел. Не так, как пел красивые детские песенки, а всерьез. Очень точно по нотам и тем самым глубоким и чистейшим голосом, который все мог. Таким голосом говорить нельзя. Таким голосом нельзя петь детские песенки. Таким можно только велеть самое-самое важное, когда управляешь энергиями мира и людей. Когда все и всех приводишь к гармонии. Учительница и регент долго молчали. Потом регент сказал:
– Это стопроцентно наш ребенок. Откуда он знает наши секреты? Что он делает в обыкновенном интернате?
– Подожди за дверью, малыш, – сказала учительница.
Пока ждал в коридоре у окна и смотрел в безоблачное синее небо, то сообразил, что этим настоящим голосом глубоким и, кажется, хорошим, может сделать так, что жизни будут радоваться все, кто его услышит. Гармонизировать энергии мира – это хорошо. Взяли бы в храм – петь. Он будет занят делом, и никто не будет больше интересоваться, почему у него никого нет, да почему у него такой Дед, да почему он ничего о себе не помнит и старается держаться в стороне от ребят…
Регент вышел. Посмотрел на Юма сверху, потом вдруг присел, взял за руки и очень серьезно спросил:
– Юм. Юмис. В гости поедешь сейчас?
Он еще ни к кому никогда не ходил в гости. А тут вдруг!! Это все музыка. И гармонии мира, которые были в том отрывочке. Вот бы повезло – на самом деле, по правде, реально! – иметь хоть какое-то отношение к особенной музыке, что поют в храмах.
В Храме было красиво и хорошо, Юму там всегда нравилось, но в этот раз в самое красивое главное здание не повели. Тем интереснее. Регент через красивые дворы с фонтанами и пустые коридоры непонятных зданий быстро привел в громадный кабинет, к хмурому серьезному старику, у которого брови взлетели, едва Юм вошел и поздоровался. Юм тогда еще не знал, что старик этот – Предстоятель Храма, и пожилых людей всех любил, потому что они напоминали ему Деда. Потому, не стесняясь, он снова попел, и школьные песенки, легким голосом, и отрывочек про радость – всерьез, настоящим голосом, полыхавшим белым невидимым огнем. А потом ему включили послушать отрывок храмового хорала, который пел жутковато голосистый мальчик, и попросили запомнить и повторить. Юм еще два разочка послушал и спел. Всерьез. Взрослые долго молчали. Потом словно бы очнулись, похвалили его, стали расспрашивать, и Юм без утайки рассказал, что думает о храмовой музыке. Ну, и о музыке вообще. Они как будто слегка встревожились – все переглядывались. Похвалили еще, попросили зря ничего не петь, подарили книжку с картинками о величайших Храмах государства и выпроводили обратно в школу – отвел его не регент, а большой хмурый