город? – совершенно неожиданно спросил у дамы Игорь, поставив на столик свой стаканчик кофе. Та чуть не поперхнулась от неожиданности, смерила спрашивающего взглядом, решив, видимо, что он или ищет скандала от безделья, или старается попросить денег на опохмел души.
Она не ответила и демонстративно не ускорила употребление своего чая, снова сконцентрировавшись на этой процедуре.
– Вы его еще увидите. Если завтра будете осторожны. Когда вы откроете вечером дверь, в прихожей с двумя коробками в руках будут стоять …
***
Основное чувство, которое нес по жизни Антон Снегирев, это ощущение того, что жизнь обошла его. Не обидела, не втоптала в грязь, а просто обошла стороной. Все, что происходило с ним, казалось ему простым соблюдением привычного порядка вещей, бессмысленным, скучным, имеющим заранее определенный результат. А жизнь – яркая, осмысленная из-за непредсказуемости каждого своего последующего мига, полная небывалой силы чувств – казалось ему, идет в это время где-то параллельно и никак не может с ним сойтись. Разогнув закостеневшую спину на даче родителей и отчищая загрубелыми пальцами от сентябрьской грязи клубень картошки, он против своей воли представлял себе, что мог бы в эту минуту стоять на горном перевале, где ветер трепал бы его волосы, облака проносились, окуная в свою туманную дремучесть, ледники сверкали белоснежностью вечности, а дальнейший путь возбуждал подстерегающими опасностями и важностью поставленной задачи.
И он старался жить, не впуская в голову такие мысли. Он сам не был скучным, несмотря на то, что жизнь была таковой для него. Наоборот, скука однотонности слов и поступков окружающих людей заставляла его противостоять ей. Он помнил массу грустных анекдотов, прикольных историй, умел их рассказывать, старался говорить не так, как «правильно», а с сочиняемыми на ходу прибаутками, то с ироничным пафосом, то с рифмовкой. Но вот после приема алкоголя балагур превращался в печального пессимиста, который мог усмехнуться разве что над мелочностью и обыденностью всего происходящего. Алкоголь давал ощущение легкости в теле и мысли, но эта легкость мысли приносила ощущение отчаяния от того, что казалось бы, появившиеся силы некуда использовать – нет действительно достойной цели, нет дороги, по которой стоило бы идти и преодолевать препятствия ради высокой цели.
Он читал много романов «фэнтези», любил слушать русский рок, ненавидя попсу и юмористов за то, пробившиеся к телевизионной кормушке «пупсики», как он называл таких исполнителей, делают свою жизнь яркой и богатой, приучая других к серости и духовной бедности. Ужасно занимали его рассказы обо всем необъяснимом и чудесном, и он всегда завидовал очевидцам этих непонятных явлений и совпадений. «Представляешь, в журнале читал опять про инопланетян, – рассказывал, например, он однажды товарищу. – Там один мужик вроде как в контакт вступил с иниками, те ему базарят, типа, поехали в гости к нам, у нас в натуре круто, а он – в полный отказ. Его журналист спрашивает: чего, мол, испугался? Тот отвечает: неужели бы кто-то согласился? Дебил!