одеяла, он заметил там пару ботинок, слегка пожеванных, но целых. Взяв их в руки, вспомнил, как она выбирала их в магазине.
Она увидела ботинки у него в руках и отвернулась.
– Это не те ботинки.
– А выглядят точь-в-точь.
– Не те, милый. – Слова предательски дрожали, слетая с губ. – Они уже не твои.
Он натянул ботинки на ноги, а на их место щедрым жестом поставил свои. Дом окутали сумерки, стало слышно, как она поет на заднем дворе. С дерева свисали качели.
– Покачаемся? – грустно сказала она, влажно блеснув синью глаз.
Они качались, как последний раз в жизни, и конец ветки рассекал темноту над ними заскорузлым старческим пальцем.
Утро затопило луг светом, и он представил ее спящей на крыльце в кресле-качалке, золотистые локоны рассыпались по голым плечам.
«Это те самые ботинки, что она выбрала», – подумал он.
И прислушался, потому что старая шахта загудела от ветра, как будто там, в глубине, в темноте и молчании, земля вновь наполнилась богатствами и ждала неловких, но преданных рук человека.
Где они прячутся – тайна
После того как похоронили маму, Эдгар начал гулять в парке один. Совсем малышом мама катала его по этим дорожкам в коляске. После обеда она читала ему книги, и хотя он тогда еще не умел говорить, мама знала, что он слушает и запоминает ее голос. Когда она умерла, детство разверзлось у него под ногами.
Отец Эдгара, красивый солидный мужчина, от которого пахло сигарами и одеколоном, запретил ему выходить из квартиры без взрослых, но он часто засиживался на работе допоздна, и Эдгар знал, что его не поймают.
Проскользнуть мимо привратника Стэна было проще простого. Тот любил залить за воротник и каждые два часа исчезал с поста минут на пятнадцать, а вернувшись, норовил принять как можно более трезвый вид, из-за чего казался еще пьянее.
Перейдя через Пятую авеню, Эдгар устремлялся по тропинке в самую гущу деревьев. На входе в парк слонялись туристы, позирующие уличным художникам, жонглеры огнем, любители шахмат, одинокие секретарши и кучки бездомных, увлеченно обсуждающие погоду. Дальше, между огромным платаном и скоплением сиреневых кустов, пряталась скамейка, где мама рассказывала ему секреты.
– Без тебя мир был бы неполным, – сказала она ему однажды.
В скамейке не было ничего особенного. Маленькая, деревянная, она темнела от дождя.
Эдгар недавно подслушал, как отец говорил кому-то по телефону, что никогда не смирится со смертью жены, а просто научится жить с этим. Привратник Стэн сказал Эдгару, что мама теперь в лучшем мире, но Эдгар не мог представить себе ничего лучше парка, особенно весной, когда взрывается душистыми фейерверками сирень, проливая свой аромат на травяной ковер.
Ножки скамейки обвивали чайные розы, которые мама называла розами Питера Пэна, потому что они оставались мелкими и не хотели взрослеть.
Когда мама заболела, она, несмотря на предписания врачей, тайком