и к лучшему, меньше цепляться будут. Да и вообще, не маленькая уже, как-никак десятый класс».
Девушка намылила лицо. Мягкая ароматная пена скользила по рукам, плечам, приятно успокаивая.
«Вот сейчас помоюсь, разогрею ужин, включу телек, гирлянду на ёлке… Мама придёт, закатим пирушку».
Вода внезапно стала ледяной.
Лерка протянула руку, стараясь ощупью найти переключатель, но струи снова потеплели.
– Ещё борются за звание дома высокой культуры быта,1 – вздохнула она фразой из известного кинофильма советских лет, яростно смывая с лица остатки мыла. – Жалобу на них надо написать, коллективную.
И открыла, наконец, глаза.
Рядом с ней, под струями горячей воды, стояла высокая темноволосая женщина с уставшим лицом и испуганно-удивлёнными серыми глазами. Кажется, незнакомка была не готова к тому, что её заметят.
– Вы кто?! – зашипела Лерка, хватаясь одновременно за скользкий кафель и полупрозрачную занавеску с наивными дельфинчиками.
Женщина шумно выдохнула и выпрыгнула из ванной, в одно мгновение оказавшись за дверью.
– Стой! – снова заорала Лерка. – Я сейчас полицию вызову!
Она, в самом деле, решила, что нужно звать на помощь: мало ли кто проник в квартиру вместе с этой ненормальной? Куда охрана смотрит?!
Лерка сиганула к двери, захлопнула её за незнакомкой, дрожащими пальцами передёрнув задвижку. И только тут поняла, что оказалась в западне: телефона с собой нет, позвонить и позвать на помощь не сможет, предупредить маму – тоже, защититься здесь нечем, разве что пенкой для умывания. Да и щеколда эта – так, мелкое недоразумение для злоумышленников, а не преграда, дверь легко вынести. Лерка, быстро натягивая махровый халат, прислушалась.
В квартире стояла мёртвая тишина. Ни шороха. Ни скрипа. Ни шёпота.
Всё внутри похолодело: получается, там, в коридоре, тоже прислушиваются.
Лерка отпрянула вглубь ванной, в то же мгновение заметив, что ручка легонько дёрнулась… и дверь отворилась.
В нос ударил резкий запах гари.
Нет, не такой, когда убегает молоко из кастрюли или подгорает гороховый суп. Это была едкая, привязчивая вонь смеси обугленного дерева, пластика. Это был запах большого горя.
Лерка, плотнее кутаясь в халат, осторожно ступила босыми ногами на покрытые рыхлым пеплом головешки. Вокруг всё: стены, потолок, пол, – оказались чёрными от копоти, проёмы прогорели. Повиснув на покосившихся петлях обугленными струпьями, на них скрипели покорёженные картонки дверей.
– Эй! – её жалобный голос пропал в топкой тишине, в которой было слышно, как поднимаются в воздух и снова медленно оседают белёсые хлопья. – Кто здесь?
Она сделала ещё несколько осторожных шагов.
Это был не её дом. Она ещё ничего не могла понять, но могла бы поклясться, что это не её дом, не её квартира.
Она стояла посреди жуткого пепелища. Страшным скелетом поверженного великана торчали дымящиеся ещё брёвна,