я, отчаянно краснея и словно нутром чуя слабину, еще интенсивнее затрясла купюрами.
Разумеется, это был его выбор. Покупать мою книжку я его не принуждала. Поэтому и деньги возвращать было сущей глупостью. Однако мне до слез хотелось оборвать все возможные связи с этим надменным мужчиной. А уж тем более после того, как он пару раз невзначай намекнул, что выбросил деньги на ветер.
– Заберите, – твердила я как заведенная, и для пущей важности, шлепнула ладонью с деньгами по столу. – Обещанный реферат вышлю сегодня вечером, а это, – ухватила я своего горячо любимого «Императора», – я заберу.
«И аривидерчи!» – едва сумела сдержать язвительное я.
– Мария, – строго начал аспирант, тоже ухватив книжонку, но дверь за моей спиной отворилась.
Похоже, мы говорили чересчур громко.
– Ян Викторович, что здесь, позвольте спросить, происходит?
От неожиданности я обернулась. Макар Ефремыч Завлинский, заведующий кафедрой истории, вполне еще живенький для своих лет старичок, не спеша вошел, все еще дыша морозом. Стекла его толстолинзных очков запотели, и теперь мужчина забавно наклонял голову, чтобы разглядеть нас в щель между очками и лбом. Правда, кустистые брови в капельках от растаявшего инея значительно затрудняли сие действие.
– Здравствуйте, – сориентировалась я быстрее аспиранта.
Бранов переступил с ноги на ногу, сперва мельком глянув на книжку, а затем и на все еще сжимаемые мной купюры. Я спешно опустила руку, но Макар Ефремыч уже протер линзы платком, и мой маневр не остался незамеченным.
– Уж не деньги ли это у вас там, юная леди?
Сдавать назад смысла не было. Мы влипли.
«Зав наверняка решил, что я взятку за экзамен тут предлагаю!» – чуть не охнула я и потеснее прижала к бедру кулак с купюрами.
Я видела, как и без того большие глаза аспиранта сделались просто огромными. Видела, как мужчина сжал и разжал кулаки, словно готовился обороняться ценой своей жизни. На секунду мне даже жаль его стало. Он ведь молодой еще совсем и, скорее всего, это была первая ступенька к его блистательной карьере.
А тут я с дурацкой книжкой и мечтами о писательстве. Нарисовалась, не сотрешь.
«Была бы Гудини, – скривилась я, – превратила бы деньги в белых голубей. Та еще была бы шутка!»
– Макар Ефремович, – вполне уверенно начал аспирант, – странно все выглядит, понимаю. Но все не так. Мария просто книги пишет…
– Пишу-пишу! – подхватила я, глянув на Бранова и едва уловимо кивнув, мол: «Поддержу! Вы только тон задайте».
– Та-ак, – протянул зав. кафедры, отворив дверцу платяного шкафа. Аккуратно повесил на плечики пальто, предварительно стряхнув с него капельки воды.
Я с тоской глянула в окно. Сквозь щелочки жалюзи виднелось потемневшее небо. Снегопад. Даже у меня внутри как-то мрачно стало. Страх, что и мне сейчас по первое число достанется, сковал тело.
Макар Ефремыч тем временем присел за рабочий стол и теперь строго взирал на нас.
– Пишете, значит, – повторил он под мой одобрительный