позже отец приехал к французскому двору в качестве постоянного посланника. Анна не виделась с ним уже три года и знала, что сильно изменилась за это время. Что подумает о ней отец теперь? Одобрит ли то, какой она стала? Анна с трепетом ожидала отцовского вердикта.
Когда они встретились в так называемой галерее тыкв замка Турнель, потолок которой был отделан плитками с геральдическими знаками, а стены расписаны изображениями зеленых тыкв, Анна была поражена тем, как постарел отец. Выражение лица сэра Томаса было, как обычно, задиристым, но щеки и лоб иссекли печальные морщины, а каштановые волосы поседели. Отец непривычно тепло приветствовал дочь и одобрительно оглядел с головы до ног.
– Во Франции ты стала такой утонченной, Анна, – заметил он, и это прозвучало похвалой.
Сэр Томас привез ей изданную Кекстоном книгу «Смерть Артура» и, конечно же, домашние новости: Джордж отмечен вниманием короля, который хвалил его ученость, а мать и Мария так и живут в Хивере, что не стало для Анны сюрпризом.
– Вы нашли Марии мужа? – спросила она.
– Пока нет, – ответил отец, прогуливаясь с дочерью по галерее.
К счастью, Мария, как старшая дочь, должна выйти замуж первой. Анна испытала облегчение, поняв, что ей дарована отсрочка. Тем не менее ее волновало, какую судьбу уготовит отец ей самой, раз уж он увидел свою дочь благовоспитанной, добродетельной и в высшей степени пригодной к браку особой – чего он от нее и добивался.
– Как дела у его милости короля? – спросила она, быстро меняя тему.
– Лучше и быть не может, – ответил отец. – Весь в надеждах на сына. Королева Екатерина опять на сносях. Это уже шестой ребенок. Умерли все, кроме принцессы Марии. – Сэр Томас вздохнул.
– Я буду за нее молиться, – сказала Анна.
После этого она несколько раз виделась с отцом, когда это позволяли ее обязанности, и с каждым разом чувствовала себя в его обществе все более свободно. После долгой разлуки они как будто смотрели друг на друга новыми глазами; складывалось впечатление, что отец обращается с ней как с ровней.
Сэр Томас не ошибался, когда говорил, что Анна стала утонченной. Ее воображение больше не поражали ни блеск французского двора, ни экстравагантные дворцы, построенные Франциском, ни откровенный придворный флирт и царящая здесь распущенность, которые раньше шокировали. Если бы ей теперь поднесли ту золотую чашу с эротической гравировкой, она бы просто улыбнулась. Анна привыкла к виду непристойных книг, где изображались мужчины и женщины, ублажающие друг друга в разных позах. При дворе они были расхожей монетой. И когда однажды некий блудливый юнец сообщил ей, что королевский податель милостыни почувствовал себя обязанным извиниться перед любовницей за то, что удовлетворил ее всего двенадцать раз за ночь, она лишь пожала плечами и приняла скучающий вид. Ни одному мужчине не удастся испытать сладострастного трепета при виде ее бурной реакции на такие скабрезности. Анна знала: говорили, что редкая женщина