baionetta! Viva l’Italia!2
И все, кто еще держался на ногах, выбежали из батареи, несмотря ни на град пуль, ни на ядра, свиставшия и рассекавшия воздух по всем направлениям». Один Гарибальди оставался, «как заколдованный, спокоен и невредим среди всеобщего оживления».
ГАРФ-6753–1–21–20
Всадник в белом плаще смотрел на «любимого вождя» восторженными глазами, как смотрят на Юпитера или на бога Марса, дарующему победу на поле брани . Он еще успел пожалеть, что при нем нет его верного блокнота, не то он тотчас набросал бы портрет этой живой легенды и истории. В следующий момент сноп искр ослепил белого всадника, чудовищный удар в подреберье сбросил его с седла, песок обжег, засыпал глаза; Юпитер, Марс, все поле и небо скрылись, пропали в кромешной непроглядной тьме.
Глава II
Неведомый избранник
“Лежа в тряской таратайке в каком-то
лихорадочном полусне, я видел чудные образы,
которых однако же не буду предавать читателю,
так как фантазия моя носилась очень далеко
от совершавшихся тогда событий и от той
жизни, которою я жил в то время.”
(Л. И. Мечников)
По дороге, пролегающей между нивой и лесом, катилась легкая коляска с возницей на козлах. Если бы тогда, в первой половине Х1Х века, можно было взглянуть на землю с воздушного шара, то она представилась бы как сшитое из лоскутов одеяло: серые, самые большие лоскуты – степи, темно-зеленые – это лес, к ним прилегают аккуратные, солнечно-желтые лоскуты – пашни, снова степь да степь и вдруг атласные сине-голубые ленты, лоскутки прудов, озер, речек. А над ними крестиками парят в воздухе птицы. За их полетом следят из коляски пара пытливых мальчишеских глаз. Мальчик, точнее, уже не мальчик, но и не муж, – отрок, подросток-малолетка вытаскивает из саквояжа бумагу и несколькими взмахами карандаша набрасывает пейзаж с птицами: вот, кому воля; небось, их не поймали бы на полтавской дороге, по которой он пробивался в Валахию добывать трон. Нет же, его догнали, поймали, как щенка, приволокли и отцу сдали. А с вольностью птиц в этих местах может сравниться вольность только одного человека: Григория Сковороды, сего малоросского Сократа, не уложившегося в рамки формации своего времени. Да и для мудреца любые, даже самые почетные, рамки не что иное, как прокрустово ложе и утрата вольности. Мир ловил его, да не поймал. Исходил Сковорода с дорожным посохом в руке вдоль и поперек эту землю, от славянского Святогорья до матери – или отца? – городов русских, Киева, а
Земля, по которой ступала
Босая нога святого, -
Благоуханней фиалок
И приют Бога.
На рисунок своего вундеркинда смотрит через плечо отец, Илья Иванович, голубоглазый барин со светло-русыми волнистыми волосами, хмурится, сдерживает вздох. Он ездил на станцию в Купянск забирать беглого отпрыска, вздумавшего повоевать. Мир ловил его и поймал… Романтика – удел молодых, но куда ему воевать? Правая нога у