Исповедь самоубийцы. Николай Стародымов

огромном пустыре, обильно заваленном кучами мусора. Наезженная дорога показывала, что мусоровозы уже давно проторили сюда накатанный путь. Или это свалка незаконная?

      Впрочем, какая разница?

      Мы тряслись в «рафике» на рытвинах. То тут, то там вокруг машины мелькали огромные собаки. Они мрачно глядели на проезжающий автомобиль. Но не лаяли и за нами не бросались – очевидно, по внешнему виду определили, что у нас им нечем поживиться.

      По центру салона на полу лежал умирающий боевик. То, что ему уже не выжить, было очевидно. От каждого толчка его тело дергалось, лицо искажалось гримасами. Хотя человек был без сознания, тело еще реагировало на боль.

      – Куда мы едем?

      Раненый парень оглядывался тревожно. Он был бледен, по-прежнему нянчил руку, жалобно постанывая. Кожаную куртку у него сняли с пробитого пулей плеча, рукав рубашки оборвали. Он мне почему-то напомнил Николая Ростова из «Войны и мира», когда тот бежал, контуженный, по полю, а с его плеча свисал гусарский ментик…

      На мускулистом теле набухал кровью щедро намотанный белоснежный бинт.

      – Не переживай, Серега, – пытался успокоить его Боксер, сидевший впереди.

      Но успокаивал не оборачиваясь. И это заметно нервировало парня. Да и меня тоже.

      Заговорил Самойлов.

      – Ты же сам видишь – Славка не жилец. Но бросать же его просто так тут нельзя – ты с этим согласен?

      Серега невольно обернулся к окну. Наткнулся на угрюмый взгляд волкоподобной собаки, безбоязненно стоявшей на куче отбросов.

      – Конечно нельзя, – согласился он.

      – Ну вот мы его и везем в морг!

      Раненый открыл рот. Изумленно спросил то, что хотела спросить и я:

      – В морг?

      Шеф ответил спокойно и уверенно:

      – Конечно. А ты что думал?

      По тому, как захлопал глазами парень, было очевидно, что ответ его ошарашил.

      – Как он? – Вячеслав Михайлович заботливо посмотрел на лежавшего на полу. – Жив еще?

      Я невольно опустила глаза. Серое лицо, вытянувшееся тело, закрытые глаза, черная кровь на губах… Никаких признаков жизни. Во всяком случае, внешних.