Девушка с плеером. Елена Гусарева

сестру и «третьего» о чем-то мало ее обычно интересовавшем. Те, напоминая Винни Пуха и Пятачка в гостях у Кролика, не ушли, пока не прикончили все котлеты и подарочный Курвуазье до капли. Антон, надувшись, сидел в кресле с планшетом и в разговорах не участвовал, хотя мать то и дело обращалась к нему, изо всех сил стараясь вести себя непринужденно, будто именинник вышел за хлебом на кухню. Гости, убедившись, что ничего не осталось, неловко выползли из-за стола и долго прощались с матерью в коридоре, уверяя ее, что вечер удался на славу. Еще бы! Когда они наконец свалили, Антон попытался заговорить с матерью, но та рыкнула на него. Заставила убирать посуду и складывать стол. Следы праздника в комнате ликвидировали, и мать молча ушла к себе, так и не позволив Антону задать ни единого вопроса. Он еще немного помаялся, несколько раз безуспешно попытавшись дозвониться до отчима, и отправился спать.

      Папа Сережа вернулся во втором часу ночи, точнее в 1:16. Антон всегда спал чутко и, когда из коридора послышался скрип открывающейся двери и шарканье ног, тут же открыл глаза. Он встал и выглянул из комнаты.

      – Пап? – тихо позвал он, но никто не ответил.

      В кухне зажегся свет, и Антон, шлепая по холодному линолеуму босыми ногами, пошел туда. Папа Серёжа в куртке и уличной обуви стоял у стола и пил большими глотками из чайника через горлышко.

      – Все в порядке? – спросил Антон, щурясь от света.

      Отчим тяжело выдохнул, отставляя чайник. Он сел на табурет и принялся расстёгивать ботинки. Пальцы его не слушались, замок не поддавался. Он откинулся назад.

      – Сейчас бы чего-нибудь покрепче, – сказал и закрыл глаза рукой.

      – Да что случилось-то?! – не выдержал Антон.

      В кухне показалась мать.

      – А ну-ка спать! – потребовала она с порога.

      – Мам, вы за кого меня держите? Я что ребенок пятилетний? Что за?..

      – Ты видишь, отцу нездоровится? – она принялась суетиться вокруг папы Серёжи: стягивать ботинки, куртку. Потом открыла шкаф, достала пузырек с лекарством: – Серёж, давай двадцать капель? – Тот махнул рукой, мол, пожалуйста. Мать быстро отмерила Корвалола, разбавила водой и подала. – Пойдем, ляжешь, – она помогла ему встать и повела из кухни.

      Антон остался один в полном недоумении. Спорить и настаивать бесполезно. Родители все еще держали его за ребёнка, с которым не стоит считаться. Будь ему хоть сорок лет, пока живут вместе и едят из одной кастрюли, отношение матери не изменится, а папа Серёжа, как всегда, будет ей потакать, с гордостью называя себя «подкаблучником». Антон был бы счастлив съехать, только на аспирантскую стипендию не разживешься, даже однушку не снимешь. Вот и приходится терпеть.