принести ему спирт, опечатал бочку своей печатью. И просидел тут же в конторе те 24 часа, в течение которых он принял район.
Семья Богданова, а у него была красавица жена и двое детей, уехали на каких-то случайных нартах оленьих, погрузив имущество.
Уехал Богданов, ничуть не теряя своего великолепного вида и своей уверенности. Потом Карташов объяснил мне, что эта вечная уверенность Богданова объяснялась тем, что он всегда был под хмельком, всегда был на взводе.
Жену свою Богданов бил необычайно, не стесняясь ничьего присутствия.
Ранней зимой под уверенной и веселой рукой Виктора Ивановича Плуталова – горного инженера, который приехал без запаса, чтобы начать чисто горную, производственную часть, и который не спрашивал, конечно, Касаева и дисциплину.
Началась энергичная работа. Стали бить шурфы и рыть законтурные траншеи.
Массивный след угля приводил к развертыванию самых серьезных работ.
Дело в том, что этот район открывал разведчик техник Попов, теперешний главный инженер Дальстройугля. Уголь промывали зимой – прогноз Попова должен быть подтвержден. На район отпустили средства.
Уголь исчезал в пережимах, уходил в сопки. Ничего промышленного тут не было.
Так тут ничего и не нашли. Настал, наконец час, когда высшая комиссия инженерная осмотрела весь район. Последний раз в комиссии участвовал и Попов, и закрыла его.
Тут стали передавать остатки людей на прииски – Хейт был рядом и туда ушли быстро. По сообщениям, по разговорам, по слухам, на Хейте дневальным был Анатолий Гидаш – ему удалось вернуться в Москву еще до войны.
У меня такого знакомства не было, всех моих знакомых расстреляли в 1937 году.
Я пошел к Плуталову и попросил его открыто – не отправлять меня на прииск, если будут отправлять.
– Мы не будем больше отправлять на золото.
– Может быть все-таки случайность.
– Ладно. Я тебе обещаю – на болото отсюда не поедешь.
Плуталов – тот начальник, который расхаживал по командировке, по своему хозяйству, скучал. Любимой его поговоркой была: «Я ведь не работник НКВД». Очевидно, характеры Парамонова с Богдановым стали притчей во языцех в «высших сферах». По крайней мере, угольных, в «Дальстройугле».
Плуталов очень любил меняться с проезжими якутами и эвенками. Даст шапку со своей головы и берет у якутов расшитый малахай. С якутами и эвенами он торговал не без выгоды для себя. У проезжего каюра выменял огромный старинный серебряный портсигар – щелкал им ежеминутно.
– Закуривай, Шаламов, – папироску.
Плуталов сидел на ступенях крыльца, а я – на земле, в почтительном отдалении.
Я взял папироску. Поблагодарил.
– Спасибо, гражданин начальник.
– Хорош портсигар?
– Хорош.
– Это я у каюра выменял.
– Вы, Виктор Иванович, прямо как помещик на Черном озере, – сказал я.
– А что ты думаешь, – сказал Плуталов. – Я и есть помещик.
Всем