азвать их театр «кружком» или, чего доброго, «клубом по интересам» – значило нажить себе смертельных врагов. Хотя, конечно, участники театра «Артемис» были всего лишь школьниками – большинство учились в седьмом-восьмом классе. Многие пришли сюда просто так, чтобы чем-то заниматься после школы. Кого-то привели родители. Опять-таки, чтобы чадо не бродило бесцельно по улицам. Однако теперь даже эти скучающие, легкомысленные воробышки стали накрепко не то что привязаны, прикованы к этому театру, околдованы его таинственной атмосферой и их руководителем – Павлом Андреевичем! Тот действительно был интересным человеком. Никогда не повышал голос, но всех держал в «ежовых рукавицах». Особо покапризничать насчет «не хочу этого играть, хочу этого» не удавалось. Роли распределял он сам, и вскоре ребята начали понимать, что играют самих себя! Каким-то удивительным чутьем их руководитель понимал, кто с какой ролью справится, и часто говорил: «Мне игра не нужна. Вы должны прожить на сцене, а для этого персонаж должен сидеть у вас внутри».
Маме Елизаветы (бесспорной любимицы Павла Андреевича) такая позиция не нравилась. «Загоняет вас в рамки, – говорила она. – А актер должен уметь перевоплощаться. Вешает на вас ярлык, а вы и в обычной жизни из него не вылезете!». Сама Елизавета безгранично уважала режиссера, но сейчас, направляясь в «Артемис» на репетицию размышляла над мамиными словами. А ведь в этом есть правда! Сегодня последний «прогон» «Синей птицы», Метерлинка. Она – Царица Ночи. А в прошлый раз играла Снежную королеву. «А кого я еще могла бы сыграть? – подумала она. – Джульетту что ли?». Она вздрогнула. Стоило представить, как она говорит при всех глупости или признается в любви, как все внутри переворачивалось! Ей казалось, что она просто не выдержит такого унижения. Гораздо проще и спокойнее играть холодную и величественную Царицу Ночи.
Она вошла в знакомый зал и вдохнула знакомые запахи кресел, занавеса, декораций, которые не променяла бы ни на что. Запахи Театра.
На сцене уже репетировали свои перепалки Огонь и Вода – Ларочка и Никита. Среди пустых кресел, закинув ноги на спинку переднего сидения, устроился Максим. Его она терпеть не могла. С одной стороны за то, что никогда нельзя было понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно, а с другой..С другой, когда она разговаривала с ним, у нее возникало ощущение, что он смотрит на нее снисходительно. Сверху вниз. А в ее случае этого было вполне достаточно, чтобы возненавидеть человека навсегда. Но, тем не менее, ей не понравилось, что он так был поглощен своим телефоном, что даже не соизволил поздороваться. Ларочка ограничилась кивком, но ей простительно – никто не осмелился бы позволить себе отвлекаться на репетиции.
– Молодцы, ребят, – похвалил их режиссер и повернулся к Лизе. – Иди, переодевайся. Сегодня будем репетировать в костюмах..А, да, здравствуй.
Среди юных артистов пробежал смешок. Павел Андреевич был всегда до такой степени поглощен работой, что про мелочи, вроде приветствий мог и забыть. Не от отсутствия хорошего воспитания, а просто от увлеченности своим делом.
Пока Ларочка переодевалась в голубовато-зеленое платье Воды, Елизавета разыскала свое длинное черное платье с бумажными звездами и обруч с картонным полумесяцем.
– Красиво, – заметила Ларочка. – Только мрачновато. Прям вдова или летучая мышь.
– Для царицы Ночи так и надо, – Елизавета поправила обруч на голове.
– Надеюсь, завтра мы во всем этом не умрем от жары, – вздохнула Ларочка. – Я и за сегодня не ручаюсь!
Она повертелась у зеркала.
– Лиз, как ты думаешь, я красивая? – неожиданно спросила она, чем несказанно удивила подругу. Она внимательно ее осмотрела. Нельзя сказать, что Ларочка была красавицей, но считалась таковой. У нее был удивительный цвет лица – светлый с оттенком перламутра. За это взрослые иногда называли ее «жемчужинкой». К этому прилагались длинные светлые, мягкие волосы и серые глаза.
– А что, в классе еще не все выучили, кто у нас «всех милее, всех румяней и белее»? Или кто-то один?
Ларочка покраснела. Лиза всегда видела ее насквозь (впрочем, в ее случае не только Лиза).
– Да. Но не в классе, а в театре. Мне Никита нравится, – призналась она.
Елизавета была поражена.
– Никита?! Который постоянно издевается над всеми, включая тебя? Или тебе это нравится?
Ларочка вздохнула. «„Началось в колхозе утро“, называется», – подумала она.
– Он же просто шутит! Нельзя же на каждую ерунду обижаться.
– Возможно, – согласилась Елизавета. – Но, понимаешь, каждый сам решает, как с ним будут общаться другие. Если ты будешь дружить с Никитой или тем более – встречаться, значит, тебя устраивает его отношение к тебе. Значит, тебе нравится, что тебя можно щелкнуть по лбу или ущипнуть?
– Да он же шутит! – упрямо повторила Ларочка. – У тебя что, чувства юмора нет?
Елизавета внимательно взглянула на нее.
– Знаешь, бывает человек с чувством юмора, а бывает чувство юмора с человеком. В случае с Никитой –