Маятник запущен. Рассказ. Хелена Ти

лектуальной издательской системе Ridero

      Ян

      Вишнёвый Феррари глубоко впечатался искорёженным капотом в старое дерево. Много дыма: кажется, машина тлеет. Я толкнулся в разбитую дверь и выпал вместе с ней на траву. Боль прошила, как молния – кажется, сломаны рёбра. Встав на четвереньки, попытался подняться на ноги. Они, как и руки, трясутся крупной дрожью, а по правому виску на щёку стекает какая-то влага. Я оттер лицо, и рукав рубашки моментально окрасился тёмной кровью. Кажется, я ранен.

      Как это получилось? Не могу собраться с мыслями. Мы ехали с премьеры очередного фильма Верушки. Боже, как болит голова… Как же велика пропасть между тем, что было десять минут назад и тем, что происходит сейчас. Я первоклассный водитель, да и не пил ни капли. Что заставило меня выкрутить руль? Как будто руки в какие-то доли секунд перестали мне повиноваться…

      Надо собраться с силами и посмотреть, как там Верушка. Ее подушка безопасности почему-то не раскрылась. Еще несколько минут назад она слабо стонала, а сейчас молчит. Мне страшно увидеть ее мертвой. Держась левой рукой за истерзанную плоть автомобиля, обхожу его и пытаюсь открыть пассажирскую дверь. Она настолько повреждена, что не поддается моим дрожащим рукам.

      Верушка молчит. Кровь залила ее странно спокойное, с оттенком отрешенности лицо. Густые рыжие кудри тоже в крови, они слиплись и стали похожи на странные водоросли. Красное на красном. Я никогда не думал, как это страшно.

      Я снова и снова тяну на себя дверь, но она не поддается. Голова Верушки дёрнулась и снова послышался сдавленный стон. Слава Богу, она жива. Но нам нужна помощь – я не могу ее вытащить и не понимаю, что с машиной. Кажется, вместе с запахом крови и дыма я слышу запах бензина, а может быть мне просто кажется.

      Я шепчу Верушке: «Держись, малыш, скоро всё будет хорошо», беру ее худенькую ладошку и она открывает серые, подёрнутые пеленой боли, глаза. «Ян… мне очень больно, Ян. Мои ноги… Ноги… Там что-то зажало, помоги мне…». Из уголка перекошенного рта скатывается алая струйка, капли страшно расплываются по кремовому шелку ее нарядной блузы.