нам с тобой плохо живется?
Елене с бабушкой жилось хорошо. Лишь изредка, когда на сердце становилось совсем уж тоскливо, она включала старенький, музыкальный проигрыватель на высоких черных лакированных ножках, заводила пластинку «Щелкунчик. Музыкально-литературная композиция по балету П. Чайковского и сказке Э. Г. А. Гофмана», слушала и плакала. Если бабушка была дома, она садилась рядом с Еленой, скрещивала в замочек пальцы, похожие на старые коряги, и тоже плакала.
Еще Елена боялась засыпать. Ей, казалось, в состоянии бессознательности ее душа становиться уязвимой. Девочка представляла, что ее душа, совсем слабенькая, неокрепшая находится внутри нее, как золотая рыбка в аквариуме. Душу-рыбку подстерегает дьявол, охотник за одинокими душами. Стоит Елене лишь погрузиться в глубокий тревожный сон, а дьявол тут как тут. Сует лохматую когтястую лапу прямо девочке в душу, хочет поймать золотую рыбку. И ловит. Рыбка трепещет у дьявола на ладони. Бьет хвостом в предсмертной агонии. Девочка чувствует боль. Глубокую муку. Страх.
Но рыбка отчаянно бьется. Сопротивляется.
– Отдай мне душу. – Требует дьявол. – Ты одинока и никому не нужна.
– Я бабушке Нюрушке своей нужна. – Отбивается Ленка.
– Бабка умрет и ты останешься одна. Без радости, без любви. Зачем тебе жить? – Не отступает дьявол.
Елена понимает, что видит сон. Нужно открыть глаза и дьявол исчезнет. Рядом спит бабка. Охотник за одинокими душами паникует при виде живых людей. Спасается бегством.
Елена с трудом продирает глаза. Сердце колотится, словно больное. «Это был сон. – Говорит Елена сама себе. – Отдышусь, и больно не будет».
Боль в груди и правда проходит. Охотник сегодня сдался. Прервал Еленины мученья, не сделав дела.
Девочка вновь отстояла душу.
Глава 8
История Лены Черепахиной, прочитанная мной в Книге о Былом, меня потрясла. Я ведь тоже зналась с детским одиночеством.
Который раз за этот день, я вспомнила свою маму Марину. «Что ей мешало меня любить? – Уныло подумала я. – Я же всегда была рядом. Ну, и я хороша. Родную мать стравила с Рыжей Томой. А ведь все могло быть иначе».
Мне невыносимо захотелось увидеть Маришу. Тем более ночь, пролетевшая за чтением Книги о Былом, давно минула, настало время, когда мать заступает на смену в приютской столовой.
Я побрела туда.
Мать, стоя у кухонного стола, чистила картошку. Десять лет жизни и потеря меня внешне почти не изменили ее. Я вгляделась во все то же худенькое, озабоченное, при этом, почти что девичье, лицо Мариши.
Марина почувствовала мой взгляд. Стекла на табуретку. Безвольно опустила руки, уронив нож на пол. Утерла рукавом больничного халата накатившие внезапно слезы.
Я обняла Марину крылом. Она успокоилась. Вновь принялась за дело.
Весь день мы были рядом. А когда день закончился, я проводила Марину домой.
Войдя в дом, Марина переоделась.