остальных обитателей санатория я был каким-то несусветным чудом. Все думали-гадали, почему меня держат отдельно. Особенно девчонки. Я чувствовал, что многим из них я нравлюсь, и не в последнюю очередь из-за этого ореола таинственности. Из этих многих, наконец, отделилась одна, Маша. Она была из так называемого “благополучного корпуса”. (Корпусов было два: один для детдомовцев и детей пьющих родителей и другой – для нормальных.) Ещё был я, но для всех меня как бы не было.
Однажды днём сквозь сон я услышал стук в окно (я вообще почти постоянно спал, а что было еще делать?). Это была та самая Маша. Она частенько на меня смотрела в столовке.
– Что тебе надо? Если узнают, что ты сюда приходила, тебе не поздоровится.
Маша была хорошо одета. Лицо неглупой девчонки, возможно, даже отличницы.
– Мне просто интересно, – сказала она, – да всем интересно, кто ты такой? Почему ты отдельно от всех? У тебя что, открытая форма? Но с открытой же в санаторий не отправляют…
Я не знал, что ответить. Пришлось сказать:
– Не твоё дело!
– Почему ты так реагируешь? – обиделась Маша. – Ладно, не хочешь говорить – не говори. На дискотеку придешь сегодня в семь? Мы все тебя ждём.
– Я не умею танцевать.
– Всё равно приходи.
Сразу после ужина я завалился спать. Какая мне дискотека?.. Не хотел я их внимания, а в этой ситуации мне было бы его не избежать.
Ночью я проснулся от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Перед моей кроватью стояла Маша в платье с бусинками по всей длине.
– Иди отсюда, – сказал я. – Ты с ума сошла, что ли?
– Я просто хочу узнать, кто ты такой! – твердила Маша. – Тебе что, трудно ответить, почему ты тут, почему ты ешь за отдельным столом, почему твоя посуда помечена?..
– Б**, – выругался я. – Ну, ВИЧ у меня, ВИЧ! Теперь ты отвалишь от меня, наконец?!
– Какой еще ВИЧ? – оторопела Маша. – Это который СПИД?
– Да, это который СПИД, чума ХХ века и все такое.
Маша молча удалилась.
Прошёл день, может, два, и как-то утром меня разбудила та самая воспиталка с гранитным голосом.
– Собирайся! Тебя сегодня выписывают!
– Но прошла только неделя… А лечиться положено два месяца.
– Тебя переводят в другой санаторий. Тут такие баталии развернулись. Родители некоторых детей сказали, что вообще заберут их, если вичёвый тут останется… Нам нужны из-за тебя такие проблемы?
– Чтоб вы все сдохли, твари, – процедил я.
А что я еще мог сказать?
Меня перевезли километров за пятьдесят от того санатория. Ёлок и сосен здесь было уже меньше. “Благополучного” корпуса не было тоже. И селить отдельно меня никто не думал – здесь для этого просто не было места.
Определили меня в шестиместную палату к воспитанникам детского дома “Солнышко”. Эти тринадцати-четырнадцатилетние солнышки были, конечно, не очень любезны. Мне тут же пришлось вывернуть все карманы, но взять с меня было нечего. Да я к тому же не курил. За что сразу получил по морде.
– Я