способа производства и соответствующих ему форм обмена с положительной стороны, т. е. поскольку они идут на пользу общим целям общества» [62, с. 153–154].
А дальше говорится, что классическая политэкономия – не актуальное изучение хозяйства, а «выражение вечного разума и вечные законы природы»: «Новая наука была для них [тогдашним экономистам] не выражением отношений и потребностей их эпохи, а выражением вечного разума; открытые ею законы производства и обмена были не законами исторически определенной формы экономической деятельности, а вечными законами природы: их выводили из природы человека. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что этот человек был просто средним бюргером того времени, находившимся в процессе своего превращения в буржуа, а его природа заключалась в том, что он занимался производством и торговлей на почве тогдашних, исторически определенных отношений» [62, с. 155].
И надо учесть суровое предупреждение Маркса о том, что на каждом этапе развития политэкономии капитализма их авторы искажали реальность хозяйства прежних этапов. Он писал: «Буржуазная политическая экономия лишь тогда подошла к пониманию феодальной, античной, восточной экономики, когда началась самокритика буржуазного общества. В той мере, в какой буржуазная политическая экономия целиком не отождествляет себя на мифологический манер с экономикой минувших времен, ее критика прежних общественных форм, особенно феодализма, с которым ей еще непосредственно приходилось бороться, походила на ту критику, с которой христианство выступало против язычества или протестантизм – против католицизма» [16, с. 39].
Это – предупреждение о том, что над политэкономией довлела идеология. Что же относительно «политической экономии как науки об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах», это противоречит здравому смыслу. Даже общности одного этноса или народа имеют разные представления хозяйства и действуют согласно совершенно разных ценностей и табу. Это мы сегодня наблюдаем в Российской Федерации. А, например, в начале ХХ века в России произошел цивилизационный разрыв крестьян с помещиками и буржуазии.
Европейски образованные помещики и политики исходили из западных представлений о частной собственности (из политэкономии), требования крестьян передела земли выглядели в их глазах преступными и отвратительными посягательствами на чужую собственность. Две части общества существовали в разных системах права и не понимали друг друга, считая право другой стороны «бесправием». На Западе издавна сложилась двойственная структура «право – бесправие», в ее рамках мыслил и культурный слой России начала ХХ века. Но рядом с этим в России была более сложная система: «официальное право – обычное право – бесправие». Обычное право для «западника» казалась или бесправием, или полной нелепицей. Конфликт двух производственных укладов и почти двух миров – крестьянства и помещичьего хозяйства