href="#n3" type="note">[3]. Парни нарядились персонажами «нечистой силы», а наставнику предложили надеть костюм вельможи Пе5тровских времен: кафтан, расшитый серебром камзол, кружевную рубашку, парик, башмаки с пряжками. Развеселая компания отправилась на Сухаревскую площадь...
Матвея неудержимо влекло к башне. Вернее, на то место, где она когда-то стояла. Он не заметил, как оторвался от ребят, и внезапно его со всех сторон обступила тишина. Человек в треуголке, проходивший мимо, чуть не задел его длинным плащом. Шел снег. Здания вдруг уменьшились в размерах, мостовая стала узкой и грязной, все вокруг изменилось... Сквозь пелену летящих снежинок он увидел идущую впереди женщину в накидке, отороченной мехом. Та опалила его взглядом своих угольно-черных глаз, поманила за собой...
– Куда ты меня ведешь? – крикнул Брюс.
Женщина не обернулась, только ускорила шаг. Он замешкался... и тут его позвали. Он обернулся на голос, а женщина исчезла...
– Хотите пить? – спросил парень, переодетый Оборотнем, и протянул Матвею банку с пивом.
Матвей в костюме Брюса, как он окрестил свой наряд, пришел в себя и покачал головой. Он пытался разглядеть в темноте очертания башни, но та тоже будто растворилась в сумерках...
Теперь, по прошествии четырех лет, образ той женщины в накидке, отороченной мехом, вновь проник в его сознание, выплыл из забвения и овладел его мыслями. Ему вновь захотелось отправиться туда, куда она позвала его... Жаль, что нельзя повернуть время вспять.
Он все чаще думал о той странной незнакомке, представлял себе ее лицо, дорисовывал то, чего он не мог знать о ней, – происхождение, род занятий, характер, привычки. Иногда ему казалось, что она похожа на Астру...
– Я иду за тобой! – шептал он... и просыпался в холодном поту.
Возможно, так и было. Возможно, она отыскала его, чтобы... чтобы... Разгадка дразнила его некой призрачной близостью, рассыпалась по зеркальным коридорам памяти. Зря он смеялся над Астрой, упрекая ее в нелепой привязанности к «венецианскому зеркалу», в котором, по ее словам, жил ее двойник! Разве он сам не является двойником Брюса в этом мире, обильно начиненном всевозможными техническими штуковинами, гораздо более сложном и опасном, чем жестокое наивное время Петровских реформ? Граф был провидцем... но чего-то он не предусмотрел. Или наоборот? Брюс видел то, что являлось недоступным для всех остальных... даже для его царственного покровителя?
Беспокойный сон, полный мелькающих видений, сменялся провалами в глухую черноту... бездонными, как ночное небо. Матвей терял самого себя в круговороте отражений и образов, разворачивающихся перед ним картин из чужой жизни...
Вот отчаянно рыдает в дворцовой спальне пышнотелая царица Екатерина, ломает руки, взывает то ли к милосердному Богу, то ли к своему венценосному супругу. Зачем он обрек ее на горькие страдания? Зачем заставил глядеть на мертвую голову милого друга, красавца-камергера Вилли Монса? Высоко взлетел бывший адъютант и камер-лакей[4], забылся... обнаглел.