Но ты не плачь.»
Там, где ладошка сжимает
Ручку. И водит в прописи.
Детство глядит. И знает
Не вечно будет «по совести».
Там, за закрытой дверью,
Хода в которую нет…
Тихо дремало детство,
Зная на все ответ.
***
Дождь закончится. Будет ясно.
Ветви ив заплетутся в косы.
Станет мир умытый – прекрасным.
Воздух чист и дышать им просто.
Зазвенит весна, зазеленеет,
Обновиться мир, и может быть,
Ветер новой надежды повеет,
И поэтому – хочется жить.
Прозрачные дымные пряди,
И матушки песнь до зари
На сердце оставили пяди,
Пропахшей туманом земли.
Уехал. Вот город – огромный,
С его суетой и простором,
Но снится старик безбородый,
В глазах – лишь тоска, без укора.
Уехал. Возможностей – море,
Все «как у людей» – дом, квартира,
Блага и достоинства в сборе,
Но как же достала рутина!
Вот – офис, прилизан и гладок.
В нем – кофе, компьютер… работа.
Вот – жизнь… вроде без неполадок,
А что ж… удавиться охота?
А может быть просто… возраст?
Ну, в смысле – в земле покопаться?
Иль городская дремота?
Затянет. И не оторваться.
Иль это она? Ностальгия?
По детству босому? По полю?
Ведь там – на свободе стихии
Ты сам выбирал свою долю.
Да нет… ну подумай! Все ладно.
Успешен, костюм, вон, и галстук.
Но все же… как хочется к маме.
Увидеть, обнять и прижаться.
***
Когда уйду, хочу остаться.
В голосах.
Голосам своих детей достаться
И жить на устах.
Когда не станет, меня, не скоро…
Когда-нибудь.
Когда-нибудь скажу я – только
Не позабудь.
Останусь в смехе. Который
Будет звенеть.
Такие вехи. И нужно
Много успеть.
Уйти – не бойся. Не властны.
Над временем.
Но не живи угрюмо —
Под бременем.
Больше любви. Объятий.
И нежности.
Меньше – пустого. Тоски.
Неизбежности.
Когда уйду, хочу остаться.
В голосах.
Голосам своих детей достаться.
И раствориться… В чьих-то мечтах.
***
Брожу по паркам, улицам и скверам,
Вдыхая разноцветный воздух мая,
А он кружится ласково, несмело,
О детства дымке мне напоминая.
Напоминая, как в весеннем небе
Летел воздушный змей в ворота рая,
Как папа, в шляпе из смешного фетра,
Нарвал цветов, чтоб подарить их маме.
И мама, рассмеявшись звонко-звонко,
Казалась мне тогда совсем не мамой,
А молодой, смешливою девчонкой
В нелепой с колокольчиком панаме.
И было