в морг.
Из дневника сотрудника Амурского областного
управления государственной безопасности
старшего лейтенанта Проклова В.В.
26 октября 1966 года
«…и взял со стола солёный огурец. Они у Александра Олеговича знатные: хрусткие, с перчиком. Можно ведро съесть в один присест. Чем мы с Мишкой, собственно, и занимаемся.
Мишка – художник. Картины пишет – залюбуешься. Природа. Архитектура города. Несколько картин на непонятную для меня тематику, что-то из фантастики. Я фантастику не люблю. А может, не понимаю. Что скорее всего. И ещё одно: Мишка безбожно пьёт. Утром ещё держится, а к вечеру едва на ногах стоит. Впрочем, слава богу, на окружающих его состояние никак не отражается.
К Александру Олеговичу меня поселили временно. Точнее, не поселили. В общаге я жить не захотел, а потому майор Малышев нашёл мне, пока не выдадут ордер на квартиру, временное жильё, в частном секторе, или, как здесь говорят, «на земле». Новый адрес мой теперь таков: Благовещенск, улица Ломоносова, 187. Небольшой деревянный дом, с печным отоплением и хозяином-пенсионером, преподавателем педагогического института Беловым Александром Олеговичем, а также с вышеуказанным постояльцем Мишкой Струмилиным.
И хозяин, и художник есть личности колоритные. Александр Олегович вид имеет профессорский, даже когда ходит с лейкой по огороду в майке и трусах. Тонкие усики, бородка, как у Чингисхана. На носу очки в дорогой металлической оправе. Жилистые руки с узкими кистями и «музыкальными» пальцами. Говорит Олег Александрович так, что заслушаешься. Встретишь его в городе, в костюме, и никак не соотнесёшь такого галантного мужчину с огородом, печью и сортиром на улице. Ему бы жить, как минимум, в «хрущёвке», со всеми благами цивилизации и личным кабинетом, а не ютиться в этой халупе.
Мишка – полная противоположность нашему хозяину. Про него можно сказать одной фразой: не от мира сего. Когда я неделю назад въехал на Ломоносова, он ещё был только под хмельком, а потому помог перенести чемодан, показал комнату, в которой стояли кровать и комод, и тут же предложил отметить новоселье. Когда я отказался, он хмыкнул, окинул взором мою военную форму и произнёс:
– Ещё один бульдозер! – после чего сплюнул прямо на пол и ушёл.
Вечером, когда Мишка надрался, как свинья, и спал в сенцах (так здесь называют деревянную, с окнами, летнюю пристройку), Александр Олегович пояснил мне, что означает «бульдозер».
– Миша учился в Суриковском училище, – как бы извинялся за постояльца хозяин. – Талант. Сами вскоре убедитесь. Но максималист. За что и пострадал. Принимал участие в какой-то выставке, выставлял свои картины. Но нашему бывшему Генеральному секретарю творения Миши и иных миромазцев не понравились. Выставку разогнали. Она проходила на улице. Вот милиция, с помощью строительной техники её и ликвидировала. Мишины работы пропали под колёсами грузовика. Спасти не смог. А через полгода его обвинили в тунеядстве, выселили из столицы. Так он попал к нам. Не обижайтесь. Миша с тех пор всех военных «бульдозерами» называет.