ситуацию и понять, что же чувствовали и переживали все собравшиеся здесь.
А было все просто и в тоже время, как оно всегда бывает, сложно.
Все собравшиеся были слугами, которые должны были защищать хозяев, но…
Посреди комнаты на животе в луже собственной крови они-то и лежали. В спинах их торчали кинжалы, как будто их проткнули, и они как тряпичные куклы упали или же эти кинжалы были брошены издалека и они сразу рухнули.
Мгновенная смерть хозяев и то, что никто из слуг ничего не почувствовал, а никто из них не был обычным, поражала их и приводила в замешательство. К этому прибавилось еще и то, что сдерживающие их цепи клятвы слабели.
О чем они, собственно, и говорили всем или, по крайней мере, большая часть из них.
– Дети слабы. Им не под силу нести ношу.
– Они не справятся. Легче и спокойнее нам самим их убить, чтобы не мучились.
– Эти щенки нам не указ. – А это высказал тот, что если б не выглядел, как человек, то его можно было назвать быком или минотавром.
И лишь двое присутствующих здесь казалось были гласом разума.
Женщина в легком зеленом платье и мужчина в косухе, напоминающий байкера.
– Наш Повелитель Риз признал в них достойных приказывать и назвал их Владыками. И эти дети это право наследуют, и мы не можем изменить, ведь этим предадим и Его, и все наши устои. – Так говорили они, выводя спор на замкнутый круг, в котором каждый оставался при своем мнении и менять не собирался.
Кажется, что Минотавр и еще несколько были что-то вроде неформальных лидеров, а остальные им лишь поддакивали, не желая по каким-то причинам с ними спорить. И лишь несколько одиночек утверждали все, как и остальные, следуя при этом своей хищной натуре.
Продолжая спорить, они все постепенно перебрались в сад. Странным казалось и то, что дело у них не доходило до рукоприкладства или чего посильней. Видимо, что-то все еще не давало им перейти эту черту.
И в момент, когда накопившееся напряжение готово было взорваться…
– Уа-а-а-а… – раздался детский плач.
Бросив попытки уговорить остальных, женщина в зеленом платье помчалась к детям, бросив что-то вроде:
– О, нет, дети…
Она застала их в коридоре, смотрящими в гостиную. Возможно, они не понимали, что случилось что-то ужасное, возможно, они не понимали, что случилось что-то непоправимое, но громкие голоса в совокупности с не подающими признаков жизни родителями сыграли свою роль и вызвали у них такую реакцию.
Тех, кто остался в саду, уже больше ничего не сдерживало, и они ушли, кроме мужчины в косухе. Он-то задумчиво покачал головой и тоже пошел в дом.
Тем временем, женщина постаралась увести детей хозяев и, в связи со смертью их родителей, ставших новыми хозяевами в их комнаты и уложить спать. Теперь ей предстояло заботиться и растить их.
Она не знала, справиться ли, но поклялась самой себе, что не сдатся. Это было написано на ее лице и сквозило в ее движениях.
Мужчина, возможно, направляемый теми же чувствами или аналогичными,