воде золотые монеты. Иосиф встал на колени и погрузил в воду принесенную им чашку. Когда она наполнилась, он подал ее ребенку.
– Как тебя зовут? – спросил он мальчика, когда тот, выпив воду, вытер рот ладонью.
– Дисмас, – ответил он. – Дисмас, сын Меработа, – дополнил он свое имя именем отца. Видимо, так его научили.
– Хочешь еще?
– Нет, хватит.
– Я наполню чашку еще раз, а ты отнесешь ее матери. Она наверняка хочет пить.
Мальчик заложил руки за спину.
– Э… нет… она не хочет…
– Ты ошибаешься, Дисмас. Твоя мать тяжело трудится.
– Женщины обязаны работать, – мальчик произнес это как афоризм.
– Все люди обязаны работать. И все должны друг другу помогать. Возьми чашку.
– Нет, вода разольется.
– В таком случае я сам ее отнесу, но твоей матери было бы приятнее получить воду от тебя.
Мальчик смотрел на Иосифа с непониманием. Ничего такого он, наверняка, никогда не слышал. «Когда-нибудь, – подумал Иосиф, – он будет жалеть об этом». С чашкой в руке он проводил мальчика обратно к стоянке. Все мужчины лежали в тени, только женщина трудилась. Иосиф подал ей воду.
– Это тебе, – сказал он, – Дисмас напился, сколько хотел.
Женщина смотрела на Иосифа с изумлением. Затем согнулась в низком поклоне.
– Спасибо тебе, господин, – сказала она, – что ты захотел помочь мне, недостойной.
– Не говори так, – он покачал головой, – все мы – дети Всевышнего.
Иосиф вернулся на место, где до этого сидел. Он полагал, что в такую расслабляющую жару их с мальчиком отсутствие останется незамеченным. Однако, хотя путники и лежали, удобно растянувшись, их головы были обращены в его сторону. Крестьянин даже оперся на локте. На его лице обозначился гнев. Он рявкнул на жену, стоявшую с низко опущенной головой, подозвал к себе мальчишку и жестом велел ему быть рядом с ним. Оттуда, где расположились фарисей и его товарищ, донесся смех. Мужчина, которого раввин называл Иудой, сказал достаточно громко, чтобы Иосиф мог услышать:
– Он думал дешево ее купить.
– Женщина, которая улыбается незнакомому мужчине и принимает что-то из его рук, только и думает, что о разврате. – Фарисей произнес свою сентенцию лежа, но тоже достаточно громко. – Лучше сунуть руку в огонь, чем что-то подать чужой женщине, – процитировал он какого-то учителя. – Муж, который позволяет своей жене разговаривать с чужими мужчинами, подобен хозяйке публичного дома.
Иосиф старался не слушать эти слова. Не столько он сам был задет – его удручало то, что и женщина должна была это выслушивать. Еще в Вифлееме ему случалось слышать презрительные высказывания о женщинах, но никогда до этого они не звучали столь грубо. Может быть, думал Иосиф, люди не хотели так говорить только в его присутствии? Ведь они видели, что он не такой, как все.
К счастью, эти двое умолкли, улеглись поудобнее и заснули. Женщина перестала хлопотать. Она села на некотором расстоянии