Без колебания она приняла его помощь. В памяти всплыли слова Саддока о женщине, улыбающейся чужому мужчине. Зажглось воспоминание о том, сколько раз ему приходилось слышать плохое мнение о здешнем городе. Однако все предостережения тотчас погасли, как огонь, которому не хватило воздуха. От девушки веяло такой чистотой, что любая мысль о чем-то недобром замирала прежде, чем успевала сформироваться.
Ведро, ударившись о поверхность воды, перевернулось и, громко чмокнув, затонуло. Когда Иосиф стал тащить его за веревку, он понял, что жалоба девушки на тяжелое ведро не была лишь предлогом для просьбы о помощи. Необходимо было действительно напрячь все силы, чтобы вытащить из колодца наполненный водою пень.
– Как бы ты его вытащила, если б меня здесь не было? – спросил Иосиф, ставя ведро на край колодца.
– Когда надо, я вытаскиваю, – ответила она весело. – Не такая уж я слабая. Только руки потом болят.
Вода была очень холодная. Он лил ее серебряной струей в подставленный девушкой кувшин.
– Одолжи мне ненадолго свой кувшин, – попросил Иосиф. – У меня наверху осел, которого надо напоить. Потом я еще раз сойду и зачерпну воды для тебя.
– Давай сделаем по-другому, – ответила она. – Я пойду напою осла, а ты тем временем зачерпни воды.
Девушка подняла кувшин и поставила его себе на голову. Теперь она держала его двумя руками, легко поднимаясь по ступеням. Иосиф стоял с ведром в руке и смотрел ей вслед. Он заметил на ее ноге, чуть выше пятки, красный след. Должно быть, поранилась шипом какого-то растения. «Ничего, – сказал он себе, – каждый может пораниться».
Иосиф снова опустил ведро в глубину колодца. «Сколько, все-таки, непосредственности в этой девушке!» – думал он. Ведь он видел в Вифлееме многих девушек и говорил с ними. Они приходили в его мастерскую будто бы по делам, но он понимал, что их спроваживали туда родители в надежде, что красота и обаяние их дочерей пересилят чудачество старшего сына Иакова. Едва он начинал говорить с ними, они утрачивали всю свою непосредственность: хихикали, закрывали руками лица, и не переставали сквозь пальцы бросать взгляды; о чем-то шептались между собой. Они хорошо знали, зачем пришли и чего хотят. Их ребячливые жесты были лишь игрой. А эта девушка действительно оставалась ребенком, но вместе с тем он помнил испытанное им потрясение, когда ему показалось, что в ее взгляде он увидел сияние, открывающее непостижимую зрелость.
Он услышал:
– Я напоила обоих ослов, потому что не знала, который из них твой. Хотя твой, наверняка, тот светленький, правда? Он был сильно измучен жаждой.
– Да, тот светлый – мой. Спасибо тебе!
– И тебе спасибо за воду. Ты пришел издалека?
– Из Иудеи.
– Знаю, это долгая дорога. Я сама по ней когда-то шла. Благодаря тебе у меня не будут болеть ладони от веревки, – сказала девушка, снова помещая кувшин на голову.
– Если я останусь в Назарете, то сделаю ведро получше.
Они оба вышли из-под каменного свода.
– Ты