почти противоположный первоначальному и этим достигает совершенно неожиданного действия. Все искусно продумано; ничто не произвольно. Разумеется, здесь есть некая изощренность, но она не исключает непринужденности. Иногда начинаешь догадываться, как функционирует «психика», которую можно было бы назвать библейской: одно слово или даже один звук словно окликает душу издалека, пробуждает в памяти фразу, в которой находится и которая будет вскоре процитирована в подходящем контексте. Но использование всего этого библейского языка подчиняется определенным правилам и соответствует определенным требованиям. Бернард обладает своего рода библейской логикой, переплетающейся с библейской риторикой и библейской поэзией, и результат этого союза чаще всего оказывается удачным. Бернард блестяще владеет и другими стилями, но полнее всего раскрывается в библейском. Именно здесь он больше всего является самим собой.
Чем же вызвано это желание «изъясняться Библией»? Может быть, это просто развлечение образованного человека? Да и достойно ли так обращаться со Словом Божиим? Следует помнить, что в монашеской культуре Средневековья общение с Библией было общением с Самим Христом. Использование библейского языка было отнюдь не стилистическим приемом; это был способ продлить богообщение, совершавшееся в момент чтения и слушания Священного Писания или молитвы над ним. Библейская «игра» вовсе не означает, что человеку безразличен истинный смыл слов; она предполагает, что он, насколько возможно, его знает. Человек не ставит себя ни вне Писания, ни над ним. Он пребывает внутри. Библия же говорит не о каких-то объективных или внешних человеку вещах; она говорит христианину о том, чем он живет, о том, что есть самого сокровенного в нем самом. Читая Писание, каждый член Церкви может удостовериться на себе в том, что истинно для всего искупленного народа. Вера и усердие позволяют открыть в Библии нечто иное и гораздо большее, чем историческая и филологическая экзегеза. Они позволяют вступить в общение с Богом. Это Его человек постигает и достигает через посредство Священного Писания; в Его присутствии черпает бесконечное благоговение к словам, которые были написаны по Его наитию, пользуясь ими с сыновней свободой. Все то, что пишется ради хвалы Богу, становится новой песнью, поэтическим творением; внутренний человек ликует, воодушевлен и все, что он говорит, – это песнь любви, вдохновленная Духом: сarmen Spiritus.
Библия Бернарда была той Библией, которую Церковь использовала для богослужений. У него цитаты из Писания сопровождаются литургическими реминисценциями. Когда же речь идет о тайне, которая празднуется в тот или иной день литургического года, именно литургия задает тон и направление его толкованию. Можно сказать, что в проповедях Бернарда всегда есть «библейский фундамент» – та масса библейских текстов, которая представляет собой нечто вроде «изначальной материи» для его размышлений, – и «литургический задний план» – образ мыслей и восприятия,