Коллекция О. А. Хорошиловой
Как бы то ни было, мода в тот период была явно на стороне ура-патриотического большинства. Едва разнеслись вести о формировании ополчения, в магазинах и на страницах светских журналов появились подробные описания новинки – костюма «Ополчение» для мальчиков 5-10 лет. «Весь из тонкого серого сукна; панталончики могут быть из тика и других летних материй; кушак красный – шелковый или шерстяной; сапоги высокие, русские; под кафтанчик нужно красную русскую рубашку с косым бортом»[152].
Эти наряды предлагал, в частности, ловкий столичный делец Баскаков, владелец известного петербургского магазина детской одежды (по Большой Садовой улице, в доме Ильина). У него продавались всевозможные варианты военно-патриотических нарядов, и уже летом, когда ополчение приближалось к Крыму, на петербургских улицах «появилось множество маленьких ратников в серых кафтанчиках и фуражках, в красных кушаках и высоких русских сапогах – это настоящий и совершенный костюм ополчения»[153]. Дело пошло. Баскаков богател. Заказы летели к нему со всех концов империи. Осенью 1855 года обозреватель мод сообщал: «Мы слышали, что господин Баскаков должен был увеличить деятельность своих мастерских, вследствие огромного числа заказов, поступающих ныне к нему – не только от столичных жителей, но и из самых отдаленных мест»[154].
Ополченской атрибутикой вдохновлялись не только портные, но и ювелиры. В конце войны и сразу после нее в моду вошли своеобразные женские позолоченные броши в форме ополченского креста. Дамы крепили их к лифу платья или у воротника – на манер шейного ордена. Это украшение отчетливо видно на дагеротипном портрете Марии Трофимовны Пашковой.
Баскаков и многие другие столичные и московские портные, владельцы модных магазинов отлично заработали на патриотизме во время Крымской войны. Причиной финансового успеха были антиевропейские, и в особенности антифранцузские, настроения, обострившиеся осенью 1854 года, после Альминского поражения[155] и начала осады Севастополя. Тогда лишь ленивый не сочинял памфлетов против союзных войск, наглых англичан и французов-бонапартистов, вероломно напавших на страдалицу-Русь. «Понятно Англии кичливое волненье:/ Народный русский дух немного ей знаком, / Она не видела Полтавского сраженья,/ И чужды ей наш снег и Бородинский гром», – предупреждал поэт Никитин британскую армию Раглана. Поэт Алферьев грозил эпистолярным кулаком молодцам Наполеона III: «Если дядюшка бесславно/ Из Руси вернулся вспять,/ Так племяннику подавно/ И в дали несдобровать».
Ура-патриоты, подбадриваемые правительственной прессой, били себя в грудь и кричали о том, что готовы прожить и вовсе без Европы, что в России всему найдется замена – и сукну, и железу, и красному бордоскому вину. Федор Глинка[156] тогда сочинил стихотворение «Кто кому нужнее», перечислив, между прочим, все то, что русские модники закупали в Англии и во Франции и от чего готовы были мужественно отказаться: «Не нужны сукна нам и вата/ И ваша байка не нужна:/ Сошьем мундир мы для солдата/