«Кондор» вошел в тучи. Откинувшись на мягкие, из искусственной кожи, спинки кресел, они задремали. Сказались дневные хлопоты, нервотрепки, суматошные сборы. Самолет садился в Кенигсберге на дозаправку горючим, взлетал снова, но они не слышали этого. Молодой глубокий сон неодолимо владел ими.
Их разбудила паника. Громадный самолет швыряло из стороны в сторону, точно он был пушинкой, а не весил десятки тонн. «Кондор» то набирал высоту, то валился вниз. Сквозь рев моторов снаружи слышались тугие хлопки, что-то сверкало. Побелевший Юстин прижал Линду к сидению. Распахнулась дверца пилотской кабины, в проеме показался борт-механик. Выждав момент, когда самолет выровнялся, он крикнул:
– У вас нет парашютов. Спасение зависит только от вашего спокойствия!
Юстин взглянул в иллюминатор. Кругом было белым-бело. Дрожа, по стеклу катились струйки воды. Надо полагать, летчикам удалось добраться до облаков и скрыться от прицельного огня. Радист сообщил на землю, что самолет обстреляли в районе Великих Лук, просил принять быстрые меры по безопасности дальнейшего полета. Стрельба смолкла.
Освещенные косым светом уходящего дня, показались дачные поселки, непривычно огромные лесные массивы, вольно раскинутые пригородные деревни с огородами и садами, дороги, которые лучами сходились к русской столице. Посреди малахитового лесного острова проплыло белокупольное чудо Петровского дворца с круглыми башенками по бокам. Юстин вспомнил, что читал о нем. Когда большевики взрывали храм Христа Спасителя, под этот дворец тоже закладывали динамит, чтобы добыть кирпич для строительства парников в деревне Бурцево. Однако фугасы оказались бессильными – кирпич скреплялся раствором на яичных белках, как и соборы в Кремле, устоявшие перед саперами Наполеона.
Над стадионом «Динамо» «Кондор» заложил крутой вираж, заходя на посадочную полосу Центрального аэродрома. Самолет остановился, пилоты выключили моторы. В дверях первого отсека вырос Колокольчик – Франк Хафе.
– Внимание, господа! – крикнул он. – Рейхсминистр приказал: никому из русских про обстрел не сообщать! Ни протестов, ни заявлений не объявлять!
Бортмеханик открыл наружную дверцу, выдвинул трап. Из своего салона вышел Риббентроп, торопливо пронесся по узкому проходу и спустился на землю первым. Со своего места Юстин видел, как навстречу ему двинулась большая группа штатских и военных из германского посольства. Впереди шел высокий человек в цилиндре с аккуратно подстриженными седыми усами. «Граф Шуленбург, – узнала посла Линда и встревоженно добавила, – странно, нет высокопоставленных большевиков…»
6
Полет Риббентропа в Москву для многих даже в Германии показался неожиданным. В Советском Союзе, очевидно, эта весть вообще прокатилась как гром среди ясного неба. Однако для Юстина достаточным оказалось сопоставить несколько фактов, чтобы прийти к убеждению, что этот шаг был задуман давно и проработан основательно. Решив