зубы. И тогда я решила, – она подавила смешок, – что лучше буду любить Сержа. Впрочем, я и тогда понимала, что любовь – это такое понятие… эфемерное. Его не пощупаешь, не потрогаешь, не продашь и не купишь. У меня большое подозрение, что людям просто удобнее прикрывать свои низменные порывы книжным словом «любовь».
– Ох, ты ошибаешься! – горячо возразила ей Светлана. – Даст Бог, ты сама поймешь когда-нибудь, как сильно ошибаешься!
Алина глухо рассмеялась и повернулась в своем кресле к Светлане, подперев голову рукой и снова глядя на нее с жалостью, как на неразумное дитя:
– Едва ли, ma chere. Можешь поверить на слово: меня это не интересует. – Она подалась вперед, с заботою стряхивая с юбки Светланы крошки пепла, – У меня есть мои девочки, мои болонки. Есть ты, и есть Серж, который, так или иначе, все равно часть моей жизни. Мне этого вполне хватает.
Светлана слабо улыбнулась, отметив, что мужа она назвала после болонок. Никогда ей не понять Алину.
И тут снова скрипнула калитка. Алина обернулась на звук первой, а вскоре из темноты вышел к ним младший Рейнер, сосед. Точнее даже выбежал – он тяжело дышал после бега, выглядел крайней взволнованным и сбивчиво пытался сказать:
– Светлана Дмитриевна… Алина Денисовна… – он, не смотря на свой вид, все же пытался изображать галантность и почти светски раскланялся с обеими дамами. А после снова заговорил со Светланой: – Разрешите отправить вашего слугу на телеграф – необходимо позвать за полицией. Там, на озере, кое-что произошло…
За его спиной притих племянник Грегора, Максим, и было видно, что мальчик не на шутку напуган.
Глава 10
– Переигрывает Зойка. Тут слезу бы лучше тихонько пустить, а не руки заламывать. Слышишь, Стёп?
Сестра Варя пихнула Кошкина локтем, чтобы он взглянул на сцену, и тот вынужден был признать:
– Слышу, слышу.
Давали сегодня «Отелло», а Дездемону играла Зоя Ясенева, светило Александрийской сцены, которую сестрица Кошкина так запросто назвала Зойкой. Впрочем, Зойка действительно переигрывала.
– А тут наоборот амусьён нужно показать, – не унималась Варя.
– Чего показать?
– Эмоцию, говорю, показать! Амусьён!
Кошкин ничего ей не ответил. Он знал, что эту постановку Варя смотрела уже раз пятнадцать, наизусть знала текст, а некоторые особенно любимые сцены вполголоса проговаривала вместе с актерами. Но лучше бы она это время потратила на прилежное выполнение уроков – и по французскому в том числе.
– Нет, плохо сегодня играют, – сдалась Варя и потеряла интерес к происходящему. – Вот меня бы туда, на сцену…
– О да, весь зал аплодировал бы стоя, – поддел Кошкин.
А Варя неожиданно обиделась:
– Злой ты, Стёпа! Вот сбегу я от вас, подамся в Москву, в театр, а когда мне сам император станет медаль вручать – вот тогда и посмотрим…
– Хворостиной ты пониже спины получишь, а не медаль от императора. Пьесу лучше смотри!
Варя