навозом, вперемешку с воском, в куриных перьях, бежим к морю. А за нами по пятам бежит толпа сограждан, подгоняя нас диким улюлюканьем и мелкими камнями. Почему мы выбрали это направление для своего позорного бегства, или толпа заранее спланировала наш маршрут, но отвесный утёс и острые скалы, которые непрестанно с пенными, слюнявыми брызгами лижет прибой, оказались нашим финишем…
Удивлен и ошарашен, но у этой истории удивительным образом оказалось совершенно неожиданное продолжение. Обезумевшая от хмеля толпа жаждала зрелищ. Острые, мокрые, чёрные, словно зубы мифического животного, камни плотоядно ощерились в ожидании жертвенной плоти. Мы с Икаром во весь опор мчимся прямиком в эту раскрытую пасть Лернейской гидры. Я набегу пытаюсь сделать некоторые расчеты… Очень мешает ор оголтелой толпы за моей спиной, через плечо выкрикиваю им чтобы они заткнулись, и продолжаю бежать, усиленно умножая квадраты скорости на квадратные метры прибрежной полосы. Вывод один: попробовать с разбега, используя утес как трамплин, перепрыгнуть каменисто скальные породы прибрежной полосы… Жестами и короткими восклицаниями, чтобы перекричать толпу и не сбить дыхание, объясняю Икару что нужно делать. Он бледен, напуган, но усиленно кивает и начинает наращивать темп бега. Толпа за нашими спинами увидев такое взревела так, что морской прибой вечно рокочущий и грозный испуганно затих… и (тут у меня кончились чернила)
…И вот под этот вой и тишину прибоя, я неистово оттолкнулся от замшелого края критского утёса и… солёный морской ветер ударил мне в лицо! Я раскинул руки подобно птице и…и… И вот здесь самое интересное, потому что я полетел не в низ, как этого требует закон всемирного тяготения, а вверх… Ветер распушил моё оперение и, словно подхватив своей могучей, жилистой рукой, понес меня на встречу с неизведанным. Я осмотрелся в поисках Икара и чуть не упал от увиденного. Я обнаружил его, лихо выписывающего фигуры высшего пилотажа, чуть выше себя. При этом он выкрикивал что то похожее на – смотрите, я чайка Джонотан Ливингстон! Я летаю!!! Со своей стороны я крикнул ему что бы он не взлетал очень высоко, иначе солнце может растопить воск, тем более замешенный на птичьем помёте… Он кивнул мне и я, успокоившись и осмелев, сделал круг, над головами ошарашенной толпы, показал им неприличный жест, при этом чуть не свалившись на их головы. Так же я позволил себе выкрикнуть то, что, по моему мнению, потом будут передавать из уст в уста. Это звучало так: этот маленький прыжок станет огромным скачком для всего человечества!.. И гордо набрав высоту, полетел прочь из этой страны…»
Не обошлось без чрезвычайных происшествий. Икар, как и все молодые люди в его возрасте, со свойственным ему юношеским максимализмом, не послушал меня, а может просто не услышал и, опьяненный новым фантастическим чувством полета, стал подниматься все выше и выше к солнцу. В итоге дерьмовый воск растаял, и он, войдя в штопор, с криком переходящим в матерную брань,