четким почерком: «Я люблю тебя, Света».
– …А листок этот вы ему дали? – спросил следователь.
– Нет, – соврал сержант Тихомиров.
– Хорошо, вы свободны.
«Да, глубокие стихи. Как с жизнью прощался, сильно ведь любил ее парень. Но почему же он это сделал? И в армии прослужил до дембеля – все перенес там. И почерк твердый, следовательно, писал спокойно, целенаправленно. И, судя по допросу, я бы не сказал, что парень неуравновешенный. Даже после убийства им Чичена он не волновался, а тут за пару ночей решился на такое. Да и повесить его не могли, – допускал и такую возможность следователь. – Ведь в наше время, бедности и зависти, деньги открывают все двери. Но остались бы телесные повреждения, свидетельствующие об этом, а на вскидку явных повреждений на теле Степанова, мне кажется, не обнаружится. Да если и будут, то надо еще установить время их нанесения, т. к. какие-нибудь повреждения могли быть получены им в драке с Чиченом. Убить Чичена мог только очень сильный и ловкий человек, – продолжал рассуждать следователь. – Конечно, придерживаться версии самоубийства я не могу только на основании одних своих предположений, но, думаю, и Анатолич, кроме как следов удушения, другой причины смерти не найдет, хотя…. Как знать? А вот листок из тетради явно дали ему сотрудники. И почему Котельников соврал мне? Ведь мог бы и правду сказать: что попросил, мол, я и дал ему. Что-то здесь не то», – думал следователь.
– Алло, дежурный?
– Да, Емелин слушает.
– Как только приедут наши с происшествия, передай Мише Михайлову – эксперту, что есть для него работа. Пусть ко мне поднимется.
– Звал? – спросил Михайлов.
– Звал, – садись. Сроки меняются. Твои заключения по сегодняшним происшествиям нужны мне сегодня в шесть, – строго сказал следователь Кузнецов. – Я вот написал тебе интересующие меня вопросы по факту суицида Степанова.
Следователь зачитал вслух:
1. Что явилось причиной смерти гражданина Степанова?
2. Есть ли какие-либо телесные повреждения? Давность их нанесения до момента смерти и каким предметом.
3. И еще, направь на криминалистическую экспертизу вот этот листок со стихами на предмет выявления на нем каких либо иных скрытых, вдавленных текстов, цифр, знаков, которые не видны невооруженным глазом. Вот, напиши мне, пожайлуста, сегодня заключение, – и на порыв в глазах эксперта добавил, – налью.
– Заключение будет к 18—00.
– Верю и жду, – ответил следователь.
В окно форточки нежными летними потоками вбивался воздух. Удушливая атмосфера кабинета следователя не располагала к беседе в нем, что было следователю на руку, так как это действовало угнетающе на психику допрашиваемого, информируя подсознание человека о несвободе его действий. Человек хочет открыть окно пошире, жаждет свободы, хочет выйти отсюда, а не может, а в тюрьме еще хуже, и он понимаеть, что для того, чтобы выйти отсюда, он должен сделать то, что от него хочет следователь.
– Приведите ко мне задержанного, – сказал в телефонную