всю ночь я провел в больнице, где меня зашивали. Стеклом мне отрезало столько кожи, что вместе с ней ушла половина татуировки, а врачи сказали, что шрамы на голове останутся на всю жизнь. Но это не проблема, если, конечно, я не облысею или не захочу побриться налысо. Помню, как на следующий день в автобусе по дороге домой я напевал мелодию «San Francisco» и думал, что мне нужно написать свою собственную чертову антихипповую песню. Я даже название придумал: «Aston (Be Sure to Wear Some Glass in Your Face)»[12].
Самое смешное, что я никогда особо не умел драться. Лучше быть живым и трусом, чем мертвым, но героем – вот мой девиз. Но почему-то в юности постоянно попадал в какие-то передряги и потасовки. Должно быть, я просто выглядел так, будто хочу получить по физиономии. Последняя большая драка была у меня в другом пабе недалеко от Дигбета. Понятия не имею, как она началась, но помню, что по всему пабу летали стаканы, пепельницы и стулья. Я и так был зол, поэтому когда какой-то парень упал на меня, то как следует пихнул его обратно. Но он поднялся с пола, ярко покраснел и сказал мне: «Ты ведь не хотел этого делать, дорогуша».
– Что делать? – спросил я, сделав невинное лицо.
– Не играй со мной в эту чертову игру.
– Тогда как насчет другой игры? – сказал я и попытался прислать ублюдку в рыло.
Это было бы круто, если бы не два факта: во‑первых, когда я замахивался, то упал, а во‑вторых, этот деятель был копом не при исполнении. Следующее, что я помню, как лежу на полу лицом вниз, во рту у меня ковер, и я слышу голос сверху: «Ты только что совершил нападение на офицера полиции, маленький придурок. Ты попал».
Как только я это услышал, то вскочил и дал стрекача. Но лягавый рванул за мной и с помощью какого-то приема из регби подсек меня, из-за чего я с разбегу рухнул прямо на тротуар. Через неделю я сидел в суде с распухшей губой и двумя фингалами. К счастью, штраф составил всего пару фунтов, которые я, хоть и с трудом, но смог наскрести. Но это заставило меня задуматься: неужели я правда хочу вернуться в тюрьму?
На этом драки закончились.
Когда мой старик узнал, что я хочу петь в группе, он предложил помочь купить акустическую систему с усилителем. По сей день я понятия не имею, почему он решил это сделать: ему едва хватало на то, чтобы прокормить семью, чего уж говорить о том, чтобы выложить 250 фунтов за усилитель и пару колонок. Но в те времена называть себя вокалистом, если у тебя не было своей акустической системы было стремно. С таким же успехом можно было пытаться стать барабанщиком, не имея ударной установки. Даже мой старик это знал. И привел меня в музыкальный магазин «George Clay’s» рядом с ночным клубом «Rum Runner» в Бирмингеме, где мы выбрали 50-ваттный «Vox». Надеюсь, отец знал, как благодарен я был ему за это, хотя и не выносил той музыки, которую любил я.
Отец сказал: «Позволь сказать тебе кое-что о The Beatles, сынок. Их надолго не хватит. У них нет мелодий. Не получится исполнять этот шум в пабе».
Сказать, что он меня изумил – не сказать ничего! Это у Beatles «нет мелодий». А «Taxman»?! А «When I’m Sixty-four»? Надо быть глухим, чтобы не оценить