Директор площадки был невероятно доволен. Даже Андерсон, казалось, был нам благодарен. И после этого о нас узнали все – даже те, кто не мог могли произнести название нашей группы.
В ближайшие несколько недель наши дела стремительно пошли в гору. Площадки стали больше, наша игра стала жестче, и даже несколько местных менеджеров начали что-то разнюхивать. Особенно нами интересовался один парень: его звали Джим Симпсон, раньше он играл на трубе в известной бирмингемской группе под названием Locomotive. Джим бросил заниматься музыкой и открыл менеджерскую компанию под названием «Big Bear» – так его, коренастого волосатого парня с красным лицом, который бродил по Бирмингему как большой ручной гризли, называл Джон Пил. Еще Джим открыл клуб над пабом «Crown» на Стейшен-стрит и назвал его «Henry’s Blues House». Мы очень любили там тусоваться. Помню, мы были там на выступлении Роберта Планта и Джона Бонэма еще до того, как они уехали в Скандинавию. У меня от них были чертовы мурашки, приятель.
Однажды, ближе к концу 1968 года, Джим пригласил нас сыграть в клубе с группой Ten Years After – известными блюзовыми музыкантами. Элвин Ли, гитарист и вокалист группы, позднее стал нашим хорошим другом. Это был прекрасный вечер и такой же поворотный момент для Earth, как концерт на замене Jethro Tull. Через несколько дней и после нескольких порций пива Джим рассказал нам с Биллом, что подумывает стать нашим менеджером. «Big Bear» уже занимались Locomotive и еще двумя местными группами, Bakerloo Blues Line и Tea and Symphony. Это был очень важный момент. Если с нами будет Джим, то у нас будет гораздо больше работы и более реальные шансы зарабатывать себе на жизнь музыкой, а не сидеть на шее у родителей Тони. Мы могли бы поехать в Лондон и играть в клубе «Marquee». Мы могли бы гастролировать по Европе.
Не было ничего невозможного, черт побери.
На следующий день мы с Биллом не могли дождаться, чтобы рассказать об этом Тони. Сидели в помещении на репетиционной базе «Six Ways», ждали, и в ту же секунду, как вошел Тони, я сказал: «Ни за что не догадаешься, что…»
Но, когда я рассказал ему о новой возможности, Тони только сказал: – «А…» – и уставился в пол. Казалось, он расстроен, и мысли его далеко.
– Ты в порядке, Тони? – спросил я.
– У меня есть новости, – сказал Тони тихо.
У меня чуть сердце не остановилось. Я побелел. И подумал, что, наверное, у него умер кто-то из родителей. В любом случае, видимо, произошло что-то ужасное, поэтому Тони и не рад тому, что у нас появится менеджер.
– Что случилось?
– Со мной связался Иэн Андерсон, – сказал он, по-прежнему глядя в пол. – Из Jethro Tull ушел гитарист. Он попросил меня стать их гитаристом, и я согласился. Простите, ребята. Я не могу отказаться. Мы будем играть с The Rolling Stones в «Уэмбли» десятого декабря.
Наступила оглушительная тишина.
Всё кончено. Мы были так близко, а теперь оказались в миллионе световых лет от мечты.
– Тони, – сказал я наконец, с трудом сглотнув. – Это чертовски здорово, приятель. Это то, чего ты всегда хотел.
– Поздравляю, Тони, – сказал Гизер, положил гитару и подошел похлопать его по плечу.
– Да, – сказал Билл. – Если кто-то этого и заслуживает, то ты. Надеюсь, они знают, насколько им повезло.
– Спасибо,